Гибель 31-го отдела

Попадались и занятые квартиры – об этом можно было судить по кухонному чаду и громовым воплям телевизоров

– шла утренняя передача. Должно быть, стены и междуэтажные перекрытия строились без звукоизоляционной прокладки.

Одолев пять этажей, Иенсен запыхался, а к девятому у него больно сдавило грудь и заныло под ложечкой. Прошло несколько минут, и одышка улеглась. Тогда он достал служебный значок и постучал в дверь. Хозяин открыл сразу. И удивился:

– Полиция? Я абсолютно трезв вот уже несколько лет.

– Моя фамилия Иенсен, я комиссар шестнадцатого участка. Я веду следствие по делу, касающемуся вашей прежней должности и прежнего места работы.

– И что же?

– Несколько вопросов.

Хозяин пожал плечами. Он был опрятно одет, худощав и с погасшим взглядом.

– Тогда войдите.

Квартира была стандартного типа, меблировка соответственная. На стене висела книжная полка с десятком книжек, а на столе стояла чашка кофе, лежали хлеб, масло, сыр и газета.

– Садитесь, пожалуйста.

Иенсен огляделся. Квартира очень напоминала его собственную. Он сел, достал ручку, раскрыл блокнот.

– Когда вы ушли из издательства?

– В декабре прошлого года, как раз перед рождеством.

– По собственному желанию?

– Да.

– Работали долго?

– Да.

– А почему ушли?

Хозяин отхлебнул кофе. Взглянул на потолок.

– Это долгая история. Вряд ли она вас заинтересует.

– Почему вы ушли?

– Будь по-вашему. У меня нет секретов. Просто все это нелегко сколько-нибудь связно изложить.

– Попытайтесь.

– Так вот, утверждение, что я ушел по собственному желанию, можно принять за истину только с оговоркой.

– Уточните.

– Если даже затратить на это несколько дней, все равно вы ничего не поймете. Я могу лишь поверхностно изложить ход событий.

Он сделал паузу.

– Но сперва я хотел бы узнать, зачем вам это понадобилось. Меня в чем-нибудь подозревают?

– Да.

– И вы, конечно, не скажете в чем?

– Нет.

Хозяин встал и подошел к окну.

– Я переехал сюда, когда этот район только начали заселять. Это было не так уж давно. И вскоре я поступил в концерн: меня привел туда несчастный случай.

– Несчастный случай?

– До этого я служил в другом журнале. Вы, наверно, такого и не помните. Его издавали социал-демократическая партия и объединение профсоюзов. Это был последний крупный журнал в стране, не зависящий от концерна. У

него были свои амбиции, культурные в частности, хотя положение на этом фронте начало заметно ухудшаться.

– Культурные амбиции?

– Ну да, он ратовал за настоящее искусство и поэзию, публиковал серьезные рассказы и тому подобное. Я не силен в этих вопросах, я репортер, я занимался политическими и социальными проблемами.

– Вы были социал-демократом?

– Я был радикалом. Точнее говоря, я принадлежал к крайнему левому крылу социал-демократов, но об этом я и сам не догадывался.

– Дальше.

– Дела шли далеко не блестяще. Журнал почти не давал дохода, хотя и убытков тоже не приносил. Он имел довольно большой круг читателей, которые ему доверяли. И

вообще он служил единственным противовесом всем журналам концерна, он боролся с концерном и с издательством, он критиковал его, отчасти прямо, отчасти косвенно, благодаря самому факту своего существования.

– Как?

– Полемические статьи, передовицы, критические выступления. Честный и серьезный подход к поднимаемым вопросам. Деятели Дома, разумеется, ненавидели его лютой ненавистью и наносили ответные удары, но уже на свой лад.

– Как?

– Они увеличивали выпуск безликих массовых серий и развлекательных журналов, а кроме того, они ловко использовали повальную тенденцию современных людей.

– Какую тенденцию?

– Рассматривать картинки, вместо того чтобы читать текст, или если уж читать, то по крайней мере ничего не значащий вздор, а не такие статьи, которые заставляют думать, волноваться, занимать определенную позицию. К

сожалению, именно так обстояло дело уже в мое время.

Рассказчик по-прежнему стоял у окна спиной к посетителю.

– Этот феномен именуется мозговой ленью и является, как говорят, неизбежным следствием, своего рода возрастной болезнью телевизионного века.

Над домом пророкотал самолет. Южнее поселка в нескольких милях от него была посадочная площадка, откуда ежедневно вылетали большие группы людей, чтобы провести свой отпуск за границей, в «специально для этой цели отведенных местах с благоприятными условиями». Такие поездки были доступны со всех точек зрения. Иенсен и сам один раз соблазнился и съездил за границу, но повторять этот эксперимент не желал.

– Словом, это было в те времена, когда многие все еще думали, что спад половой активности вызван радиоактивными осадками. Припоминаете?

– Да.

– Ну, с нашими читателями концерн сладить не мог.

Это был круг не такой уж большой, но зато тесно сплоченный. И наш журнал был им очень нужен. Он служил для них последней отдушиной. Я думаю, издательство больше всего ненавидело нас именно по этой причине. Но нам все-таки казалось, что им с нами не совладать.

Он обернулся и взглянул на Иенсена.

– Сейчас последуют всякие сложности. Я ведь говорил, что так просто это не объяснишь.

– Продолжайте. Что было дальше?

Рассказчик чуть заметно улыбнулся и сел на диван.