Гибель 31-го отдела

– Скажите, если бы дядя… если бы они не были так снисходительны и не сняли иск, о каком наказании могла бы идти речь?

– Такие вещи решает суд, – ответил Иенсен. И закрыл блокнот.

Его собеседник достал сигарету, закурил, спрыгнул с подоконника и стоял теперь, бессильно привались к стене.

– Иногда вытворяешь черт-те что, – пробормотал он. –

Счастье еще, что мне везет в жизни.

Иенсен спрятал блокнот в карман и поглядел на дверь.

– А перед тем как наклеить буквы, вы рвали газету?

– Ну, разумеется.

– И вырывали из нее буквы?

– Да.

– А не вырезали? Ножницами?

Гитарист быстрым движением потер переносицу, затем провел пальцами по бровям, наморщил лоб и только после этого ответил:

– Точно не могу сказать…

– А вы попытайтесь.

Пауза.

– Не припомню.

– Откуда вы отправили письмо?

– Отсюда. Из города.

– Точнее.

– Ну, сунул в какой-то ящик.

– Точнее. Где он находится?

– А я почем знаю?

– Значит, вы не знаете, где вы опустили письмо?

– Сказал ведь, что в городе, а где точно, я не помню.

– Значит, не помните?

– Смешно было бы запоминать такие глупости. В городе полно почтовых ящиков, верно ведь?

Иенсен не ответил.

– Верно ведь? – переспросил гитарист, повышая голос.

– Верно, верно.

– Вот видите.

– Но зато вы, конечно, помните, в какой части города это произошло?

Иенсен рассеянно поглядел в окно. Гитарист пытался поймать его взгляд, но успеха не имел и потому, чуть наклонив голову, ответил:

– Представьте себе, что не помню. А разве это имеет какое-нибудь значение?

– Где живут ваши родители?

– В восточной части города.

– Может быть, и письмо вы опустили неподалеку от их дома?

– Не знаю, слышите! Не все ли равно, где я его опустил?

– А может быть, в южной части?

– Да, черт возьми. То есть нет, не знаю.

– Где вы опустили письмо?

– Не знаю, черт подери, не знаю! – истерически выкрикнул гитарист и, внезапно оборвав крик, с шумом вздохнул. Потом после небольшой паузы сказал: – Я в тот вечер гонял по всему городу.

– Один?

– Да.

– И вы не помните, где вы опустили письмо?

– Не пом-ню. Сколько раз надо повторять, что я не помню?

Он встал и принялся расхаживать по комнате мелкими, торопливыми шажками.

– Не помните, значит?

– Нет.

– Итак, вы не знаете, в какой ящик вы опустили письмо.

– Не-ет! – закричал он, больше не владея собой.

– Одевайтесь и следуйте за мной, – приказал Иенсен.

– Это куда еще?

– В полицию, в шестнадцатый участок.

– А вас не устроит, если я просто… просто запишу все это на бумаге? Завтра утром? У меня… у меня были другие планы на сегодняшний вечер.

– Нет.

– А если я откажусь следовать за вами?

– Не имеете права. Вы арестованы.

– Арестован? Да как вы смеете, черт вас подери! Они взяли иск обратно. Ясно вам? За что я, спрашивается, арестован?

– За дачу ложных показаний.

По дороге ни тот, ни другой не проронили ни слова.

Арестант сидел на заднем сиденье, и Иенсен мог наблюдать за ним в зеркало, почти не поворачивая головы. Арестант заметно нервничал. Щурился под очками, моргал, а когда думал, что за ним не наблюдают, грыз ногти.

Иенсен заехал во двор и отогнал машину к дверям подвала. Потом вылез из машины и провел арестованного мимо регистрационного стола, мимо камер, где за блестящими решетчатыми дверями сидели пьяницы – одни плакали, другие поникли в тупом оцепенении. Иенсен распахнул последнюю дверь и очутился вместе со своим подопечным в ярко освещенной комнате. Потолок здесь был белый, стены и пол тоже, а посреди комнаты стояла скамейка из белого бакелита.

Арестант оглянулся вызывающе и в то же время растерянно и опустился на скамью. А Иенсен вышел и запер за собой дверь. У себя в кабинете он снял трубку, набрал три цифры и сказал:

– Срочно направьте следователя в камеру-одиночку.

Речь идет о ложных показаниях. Обвиняемый должен в этом сознаться,

Иенсен повесил трубку, достал из нагрудного кармана белую карточку, выложил ее на стол и тщательно нарисовал в левом верхнем углу маленькую пятиконечную звездочку. Потом с не меньшим тщанием заполнил такими звездочками целую строку. Ниже последовала строка шестиконечных звезд, маленьких, одинакового размера. Доведя свой труд до конца, он подвел итог. В общей сложности он нарисовал одну тысячу двести сорок две звезды, из них шестьсот тридцать три пятиконечных и шестьсот девять шестиконечных. Изжога начала донимать Иенсена, к ней присоединились желудочные спазмы. Он развел щепотку соды и залпом выпил ее. Со двора доносились вопли и прочие шумы, там явно разыгрывалась баталия, но

Иенсен даже не подумал выглянуть в окно.

Телефон зазвонил через четыре часа двадцать пять минут.

– Все ясно, – сказал следователь, – Конечно, он тут ни при чем, но пока я это из него выудил, столько пришлось попотеть…

– А протокол допроса?

– Уже подписан.

– Мотивы?

– Скорей всего деньги… Но в этом он до сих пор не сознался.

– Отпустите его.

– Передать дело в суд?

– Нет.

– Выжать из него, кто давал ему деньги?

– Нет.

– Теперь это будет нетрудно сделать.

– Нет, – повторил Иенсен, – не надо.

Иенсен положил трубку, разорвал испещренную звездами карточку и бросил обрывки в корзину для бумаг.