Гибель адмирала Канариса

Канарис взял графин и принюхался к содержимому в нем. Все тот же разведенный водой кисловатый херес. Как испанцы могут литрами поглощать эту гадость?

– Почему вы оставили Париж, Маргарет?

– Он порядком надоел мне, – томно выдохнула «колониалка» и, приподняв грудь и сложившись в мостик, попыталась заглянуть в лицо германцу. Она заранее знала, что на него подобные игры впечатления, как правило, не производят, и все же предпочитала оставаться верной своим привычкам.

– Это не ответ. В Париже у вас был прекрасный салон, отличная клиентура и чудные отзывы в прессе. Там было достаточно болтливых генералов, государственных чиновников и дипломатов…

– Вы бы еще вспомнили о начальнике берлинской полиции бароне фон Ягове[27].

– А кто убедил вас в том, что мы когда-либо забывали о щедротах обер-полицмейстера Берлина? – с явной угрозой в голосе поинтересовался Канарис. – Но разговор сейчас не о нем. Мы помогли вам снять отличный салон, укорениться в Париже, наладить связи с высшим светом, с бомондом Франции. Вы же все это попытались перечеркнуть одним взмахом своей избалованной ручки.

– Изощренной – так будет точнее.

– Поэтому я и требую, чтобы вы вернулись к себе в салон на бульваре Сен-Мишель.

– Там действительно все выглядело слишком успешным, – признала Маргарет. – Подозрительно, я бы даже сказала непозволительно успешным. Именно поэтому мне осточертела эта столица лягушатников.

– Эмоции меня не интересуют. Вы оставили свой салон без моего разрешения.

– В Испании болтливых генералов и дипломатов будет не меньше, – забросила ногу на ногу Маргарет и принялась ритмично покачивать ею, словно факир своей укротительской дудкой.

– Вы правы, их и здесь будет предостаточно, да только болтовня их Германию не интересует. Я даю вам неделю для того, чтобы ублажить своим присутствием местную публику, после чего вы опять вернетесь в Париж.

– Это слишком маленький срок, – капризно произнесла Маргарет, поудобнее усаживаясь в постели. – Мадридцы и прочие испашки вам этого не простят.

– Не позже чем через неделю вы вновь объявитесь в Париже, – голос Канариса становился все более угрожающим, – объясняя свое отсутствие снисходительностью по отношению к мадридскому импресарио и условиями контракта.

С минуту Мата задумчиво молчала, затем, глубоко и безнадежно вздохнув, произнесла:

– Это уже невозможно, мой капитан-лейтенант.

– В принципе не приемлю подобных ответов.

– Чего вы добиваетесь, Канарис? Вы ведь прекрасно понимаете, что просто так во въезде в Англию мне бы не отказали. За мной началась слежка. Из Парижа, из Франции я вырвалась только чудом. И теперь, когда я, наконец, вновь оказалась в этой богоизбранной стране матадоров и прочих бычатников, вы предательски пытаетесь загнать меня в Париж, прямо на расставленные флажки загонщиков! Жестоко и опрометчиво.

– Мне известно, что за вами была организована слежка. Но, как видите, меня она не встревожила.

– Даже так, вам все было известно?! Позвольте не поверить. Но если это действительно так, тогда чего вы от меня требуете?

– За вами следили не французы, а представители другой разведки, у французов вы все еще вне подозрения.

– У меня более достоверные сведения. Причем полученные от очень надежного человека. Французы уже заподозрили во мне агента германской разведки.

– Как заподозрили бы любого другого агента, который потребовал бы от них миллион франков за свою вербовку, – резко объяснил ей Канарис. – Уже за то, что вы скрыли эту свою «парижскую шалость», вас следовало казнить. Впрочем, казнить, как вы понимаете, никогда не поздно.

– Тогда чего вы тянете, мой Маленький Грек? – Мата томно улеглась на подставленную под бедра подушку. – Приступайте прямо сейчас, – и медленно, похотливо раздвинула стройные, но, как сейчас показалось капитан-лейтенанту, слишком худые ноги. В портовых тавернах такие ноги обычно не котировались.

– Вы не расслышали, Маргарет, я сказал: «Никогда не поздно». Поэтому ровно через неделю вы сядете на судно и отправитесь в Марсель, а оттуда – в Париж. Сейчас вы нужны нам в этом городе, а не в благословенной Богом стране матадоров.

Маргарет поднялась, нервно прошлась по номеру, послала к черту официанта, сунувшегося к ней с вопросом: «Не занести ли сеньоре обед в номер?» – и, схватив графинчик с вином, отчаянно приложилась к нему. При повторной попытке Канарис вырвал посудину из ее рук, но при этом заметил, что какие-либо признаки опьянения с лица женщины неожиданно исчезли. Зато теперь она была явно встревожена.

– Не посылайте меня туда, в этот ваш чертов Париж, господин Канарис, – тихим, упавшим голосом попросила она. – Меня сразу же схватят. Допросы, пытки, казнь… Я этого не выдержу. Не выдержу, не выдержу! – нервно, раздраженно, с нотками отчаяния в голосе, твердила Маргарет, мечась по номеру от стены к стене, словно загнанная в клетку волчица.

– Вы прекрасно знали, на какой риск идете, когда давали согласие сотрудничать с двумя разведками сразу, – холодно процедил Канарис.