Гибель «Эстонии»

— Пан-го-ди, — нараспев произнес за ней Росс. И вспомнил как однажды летом он был с женой на отдыхе в эстонской Швейцарии. Приехали в Тарту жена мечтала купить эстонские национальные поделки из кожи и дерева. Заскочили уже к вечеру в ресторан «Волга». Там их и засек Эльмар Тыйу, старинный друг Ивана. Не слушая никаких возражений, потащил их в Пангоди: «У хлебокомбината банька на берегу волшебного озера. Сказка!» Тот вечер запомнился Россу бесподобным рыбным шашлыком. И тем, как под прохладными лучами северной луны с плеч и ладоней его любимой Лены падали в неподвижное черное озеро алмазные капли. Да, это было их последнее отпускное турне. Через полгода она погибла в автомобильной катастрофе. Нелепая, страшная смерть. Впрочем, разве она бывает, разве она может быть иной? Разве что в избавление от страданий.

— Звучит как стих, — продолжал он. — Должно быть, красивые места.

— В стране детства все красиво. Слезы легкие, обиды пустячные.

Подкрался официант, поставил на стол ведерко со льдом, в нем — бутылка брюта, Франция, 1918 год, передал Сальме сиреневый с золотой окантовкой конверт. Вынув из него записку, она прочитала послание, усмехнувшись, передала Россу. Компьютерный текст гласил: «Несравненной мадонне. Примите сей скромный дар в знак преклонения перед вашей красотой. Почитатели прекрасного.» «Однако же,» — подумал он. — Я был уверен, что подобные подношения возможны только в Грузии. Век живи, век учись.» Сальме оглядывалась, ища глазами щедрых дарителей.

— Они в отдельном кабинете, — сообщил понятливый виночерпий.

— Так вот, — она озорно подмигнула Россу, быстро приказала: Передайте им ответную бутылку сладкого, Франция, год тот же. Письма не будет.

— Слушаюсь.

— Да, счет на неё отдельный — и лично мне.

И тут же без всякой паузы или перехода: «Итак, вопрос третий.»

«Хотел бы я знать, что в действительности означает эта записка и ответный ход. Раз ответ — бутылка, значит в них дело. Или, скорее, в годе. Пожалуй, в годе. Но… не будем торопиться.»

— Третий я задам несколько позднее, — и с этими словами Росс принялся за паштет из гусиной печенки.

— Воля ваша, — Сальме внимательно разглядывала плечи, шею, грудь собеседника. — Вы производите впечатление мощного физически человека, настойчиво и профессионально тренированного атлета. Мой первый вопрос: как вы этого достигаете?

— Геракл и конюшни чистил, и с кентаврами сражался, — серьезно отвечал Росс. — Чтобы освободить Прометея или победить Антея нужна была не только сила, но и умение. Беря пример с великого грека, я в силу моих скромных природных возможностей и разумения занимался и занимаюсь, правда, чуть-чуть, самую малость многими видами спорта.

— Но должна же быть какая-то единая система, сводящая воедино все эти частности? — настаивала Сальме.

— Это что — второй вопрос? — улыбнулся Росс, подливая и ей и себе шампанского. — Ах, какой брют, какой брют!

— Нет, — живо ответила она. — Это в развитие первого.

— Йога, — сказал он. И, сделав несколько небольших, медленных глотков, продолжал: — Йога. Что на санскрите означает «сосредоточение, усилие, единение».

— Йога? — наморщила лоб Сальме. — Это когда стоят на голове часами?

— И это тоже, — снисходительно улыбнулся Росс. — Но главное заключается в том, что йога — это и философия, и религия, и управление психикой и физиологией. Цель всей этой стройной системы — достичь «мокши», освобождения, нирваны. Систему эту разработал в древности философ Патанджали, написавший «Йога-сутру». Сложнейший комплекс физических упражнений способствует, например, регулированию дыхания, правильной работе всех органов человеческого организма.

— Каждая философская школа плодотворна главенствующей идеей, — в голосе Сальме звучали явные нотки сомнения.

— Разумеется, — подхватил Росс. — Человек, его психика и физиология сопоставляются с телом Вселенной.

— А назначение бытия? — заинтересовалась Сальме. — Зачем, для чего все сущее? И самый космос?

— Противопоставление и разъединение двух вечных начал — первоматерии («пракрити») и духа («пуруши») и в конечном итоге «высвобождение» духовного начала каждого индивидуума…

Сальме захотелось танцевать. Приглушенно звучали мелодии Шарля Азнавура, Ива Монтана, Эдит Пиаф. Мягко переливались волны желтого, синего, красного, зеленого цвета. Несколько пар несуетно, плавно кружились на просторной площадке перед миниатюрной эстрадой. Росс задумчиво вел партнершу. «Что же это за сообщение? И, видимо, очень спешное, если отправивший его не мог дождаться окончания ужина. Заглянуть бы в душу нашей эстоночке, мысли прочитать. Эх, Вольфа Мессинга бы сейчас сюда. Или, на худой конец, бабушку Вангу… А что, если весть эта ко мне не имеет никакого отношения?» Росс сам тихонько рассмеялся ребяческой наивности, нереальности такой мысли.

— Думаю, второй вопрос будет сейчас в самый раз, — Сальме заглянула ему в глаза и он с удивлением заметил, что её зрачки потеплели, льдинки растаяли, словно их не было вовсе. — Вы в жизни счастливы?