Иришка ткнула пальцем в экран, но было поздно, Тоцци уже был не в сети. Наверняка отключил телефон, кивнул Волин. И вряд ли включит его в ближайшее время. Скорее всего, просто выбросит. А это значит, придется снова искать его вслепую.
Перспектива была крайне неприятной. Видимо, они совершили ошибку, надо было сразу обратиться к оператору – и тот определил бы местоположение Тоцци.
– Да ничего бы он не определил, – с досадой сказала мадемуазель ажан. – Он держал телефон выключенным, включал его раз в сутки. Ну, узнали бы мы, где он сейчас. Пока бы добрались до места, он бы уехал бог знает, куда.
Тут Волин заметил, что хорошо бы объявить Тоцци в розыск. Пеллегрини скептически пожал плечами: а какие у них основания объявлять его в розыск?
– Как – какие? – удивилась Ирина. – А синьора Ландольфи? Она ведь умерла. К тому же убит охранник Чезаре, который ехал вместе с детьми и, очевидно, с Тоцци. Оснований больше чем достаточно.
Совринтенденте скислился, но сказал, что постарается что-то сделать. Впрочем, найти Тоцци все равно будет нелегко: во-первых, итальянская система распознавания лиц еще далека от совершенства, во-вторых, слышали ли они о накладных усах и бороде?
Волин отвечал, что они слышали даже о накладных лысинах, но это не отменяет технического прогресса. Пеллегрини поднял руки, сдаваясь, повторил, что постарается сделать все, что можно. Правда, Тоцци может и не быть в базе данных фотографий, она еще неполна. Но он попытается, попытается…
Тут завибрировал телефон Волина. Старший следователь схватил трубку: звонили из Москвы.
– Да, – сказал он. – Слушаю.
В трубке что-то говорили, Ирина не разобрала, что именно, а Пеллегрини и не старался. Однако с каждой секундой лицо старшего следователя становилось все мрачнее и мрачнее.
– Ладно, – хрипло сказал он наконец. – Ладно, спасибо.
Он положил телефон на стол, сел на диван, наклонился и обхватил голову руками.
– Вот и все, – проговорил он. – Вот и все… Бедный Сергей Сергеевич!
Ирина посмотрела на него с тревогой. Волин молчал, глаза его слепо глядели в пол…
Сколько ему было, когда он увидел Воронцова в первый раз? Он и не вспомнит, кажется, он знал генерала с самого детства. Да, наверное, это было лет тридцать назад. Маленький Орест еще даже в школу не ходил. Он помнит, как моложавый, но тогда казавшийся ему страшно старым генерал принес мальчишке леденцового петушка на палочке. Время было трудное, только-только развалился Советский Союз, продукты из магазинов пропали, а в кооперативных ларьках они продавались по заоблачным ценам.
Долгое время Орест не мог понять, зачем к нему ходит этот старый дядя, пока, повзрослев чуть-чуть, не догадался, что дядя на самом-то деле ходит не к нему, а к его бабушке. Позже он узнал, что Сергей Сергеевич с бабушкой знаком с совсем еще молодых лет, и даже ухаживал за ней, но дорогу ему перебежал Орестов дедушка, которого за это генерал недолюбливал и называл Хохотуном. Дедушка действительно горазд был пошутить и посмеяться, как и положено артисту театра – а он был настоящим артистом. Больше того, отец Ореста стал довольно известным режиссером, а мать – театральным художником. Так вот и вышло, что вся семья у него была артистическая, и все думали, что он тоже станет чем-то вроде режиссера или, на худой конец, актера кукольного театра.
Один только Сергей Сергеевич так не думал.
– Расти, рядовой. – говорил он Оресту. – Вырастешь, тоже станешь генералом.
– Перестань ты морочить голову ребенку, – сердилась бабушка. – Никаким генералом он не будет, не надо нам этого.
– Ну, может, и не будет, – согласился Сергей Сергеевич. – Пусть просто растет. Вот только актером быть не советую – пустяшная профессия.
Надо сказать, что генерал вообще театр не любил. Был ли в том виноват дедушка Ореста – актер и хохотун, или это была общая генеральская нелюбовь к лицедеям, трудно сказать. Но мужчина, по мнению Сергея Сергеевича, должен был выбрать для себя что-то более основательное, чем выхаживать павлином по сцене в ожидании оваций и криков «брависсимо!».
– Имей в виду, – говорил он юному Оресту, – книги врут. Жизнь – это тебе не древнегреческий театр, где героя убивают враги, после чего над ним поют торжественные гимны. Жизнь – это жизнь. Героя здесь убивают его родные и близкие, закапывают потом в холодную землю и благополучно о нем забывают. Поэтому задача настоящего мужчины – пережить всех знакомых и родственников. А что лучше всего способствует долгожительству? Правильно, хорошая должность. И желательно при погонах.
По словам генерала, однако, выходило, что погоны погонам рознь. Одно дело погоны военные, и совсем другое – штатские.
– Быть, например, генералом в армии хорошо даже во время войны, – говорил он. – Потому что с большими звездами на передовую не пошлют. Будешь сидеть в штабе и натирать на заднице боевую мозоль. Но если не успеешь дослужиться до генерала или хотя бы до полковника, есть все шансы погибнуть на поле боя. Смерть, конечно, дело героическое, но мы уже говорили о том, что задача мужчины – не умереть, а выжить.