Именно по этой причине лучше всего, по мнению Воронцова, были погоны штатские. То есть милицейские, прокурорские, судейские или, как у него – спецслужбистские. Конечно, родственники Ореста эти разговоры всерьез не воспринимали. Не воспринимал их всерьез и сам Волин.
Каково же было удивление всех, когда после школы Орест Витальевич направился прямым ходом на юридический факультет. Сказать, что все были ошарашены, значит не сказать ничего. Один Воронцов был доволен.
– Правильно, – говорил он, – юридическое образование человеку с погонами всегда пригодится. Давай, Орестушка, дуй до горы!
Но Волин, как ни странно, ни до какой горы дуть не собирался. На самом деле не погоны ему были нужны – он хотел стать адвокатом, то есть бороться с беззаконием и защищать людей.
– Люди того не заслужили, чтобы их защищать, – говорил на это генерал, – ну, да со временем сам поймешь. Это знание грустное, для молодого человека лишнее и даже разрушительное. В общем, забудь про все, занимайся тем, к чему душа лежит.
Однако заниматься тем, к чему лежит душа, Волину не пришлось. Когда он учился на последнем курсе, от передозировки погиб его школьный приятель. Юношу эта история потрясла настолько, что он двинул в ФСКН – Федеральную службу по контролю за оборотом наркотиков. Однако там молодой специалист так рьяно взялся за дело, что, сам того не понимая, встал поперек дороги неким могущественным людям. Люди эти подвели Ореста Витальевича под монастырь, да так, что на него завели уголовное дело. Сидеть бы молодому юристу невесть сколько времени в российской тюрьме, которая по гуманности своей уступает только российскому суду, самому гуманному в мире, но тут на дыбы поднялись родственники Волина, а вместе с ними – и вся театральная общественность.
Парня надо было спасать, но никто не знал, как. Дело осложнялось тем, что нельзя было поднять шум в прессе. Со стороны история выглядела, как банальная уголовщина, так что обывателю могло показаться, будто артистическая богема защищает проштрафившегося мальчика-мажора. Вставал вопрос, что делать и как действовать в сложившихся обстоятельствах?
Толковый совет дал генерал Воронцов, к тому моменту уже давно вышедший на пенсию.
– Организуйте письмо театральных деятелей, распишите в нем все, как было, и отправьте прямо в администрацию президента. На мальчонку нашего такой дракон оскалился, что ему только в администрации голову смогут открутить.
Открутить, конечно, голову дракону не открутили, но дело закрыли, а Волин тихонько перевелся в Следственный комитет, где и работал теперь не на страх, а на совесть. Бабушка умерла, но Сергей Сергеевич уже любил Волина не из-за бабушки, а самого по себе. Да и старший следователь привязался к старому ворчуну, как к родному.
И вот теперь генерал лежал с простреленной головой в холодном московском морге, а он, Волин, не мог даже на похороны к нему прийти. Хотя почему не мог? Еще как мог. Черт с ним, с этим Корзуном и с этой «Венерой стар», дело подождет, а он хоть на день в Москву да слетает. Страшнее всего, что именно из-за него, Волина, и убили несчастного старика, достал-таки его проклятый фигуринский дядюшка…
Старший следователь не чувствовал, как по щекам его текут горючие слезы, а Иришка сидит рядом и обнимает его, прижавшись к нему всем телом. Ничего, он еще доберется до убийцы, и тогда он с ним такое сделает, что тот пожалеет, что на свет родился. Он криком кричать будет, он на коленях станет молить, чтобы Волин его правосудию отдал живым, даже если его потом на пожизненный срок законопатят…
Тенькнул мобильник старшего следователя – пришла эсэмэска. Иришка взяла мобильник, бросила на него беглый взгляд, и глаза ее округлились.
– Тебе, – сказала она неуверенно, – сообщение…
– Черт с ним, – отвечал старший следователь безнадежно, – подождет.
– Нет, это… – она сглотнула, – это от Воронцова сообщение.
Он поднял на нее тяжелый взгляд. От взгляда этого ей захотелось немедленно выбежать из комнаты. Но она все-таки справилась с собой.
– Сам посмотри, – сказала она робко.
Он взял телефон, поглядел.
«Я живой, – гласило послание. – Живой, не волнуйся».
Он снова поднял глаза на Иришку, но теперь в них горела робкая, какая-то детская надежда.
– Не может быть, – проговорил он. – Не может бы…
И стал лихорадочно тыкать пальцем в экран, никак не попадая в нужное имя. Наконец он все-таки соединился с Сергеем Сергеевичем. Один длинный звонок, второй, третий, четвертый… Когда стало окончательно ясно, что чуда не произошло, что все это – только дурацкий розыгрыш, трубку на том конце все-таки подняли.
– Алло, – сказал ворчливый голос Воронцова, – вот люди, в туалет не дадут отойти.
– Старый черт! – закричал Волин, именно так в сердцах звала генерала бабушка. – Все-таки живой?!
– Они не дождутся, – отвечал Воронцов, и слышно было, что он улыбается.
– Но как, как?! Кого же тогда убили у тебя в квартире?
Следующие три минуты Волин только молча слушал, открыв рот. Из рассказа генерала выяснилось следующее.