Гибель замка тамплиеров

Когда Ламия вернулась в свой номер, ее ждал приятный сюрприз. У порога стояли несколько пакетов с логотипом магазина, в котором она заказала себе платье, туфли и сумочку. Их доставили, пока она отсутствовала.

Однако, надев платье, Ламия не смогла сдержать возглас разочарования. Она сразу заметила, что то было ей немного велико. Она привыкла носить одежду, обтягивающую ее так, словно это была ее собственная кожа. Ламия разъярилась, и уже взяла телефон, чтобы позвонить в магазин и потребовать замены, но вдруг поняла, что виновата она сама, заказав одежду того же размера, который носила год назад. А за время, проведенное в тюремной камере, она похудела.

– Nada es eterno, – прошептала Ламия, с затаенным страхом разглядывая себя в зеркале. – Ничто не вечно.

Но она не заметила никаких следов разрушения, Ее грудь, бедра и ноги были по-прежнему хороши. А лицо, утончившись, стало даже более одухотворенным, чего ему не хватало раньше. И, с лукавой усмешкой подмигнув своему отражению, Ламия заявила:

– Да, ничто не вечно, кроме меня. А платье мы с тобой купим новое. И даже не одно.

Ламия пообедала в ресторане отеля, вызвав своим отменным аппетитом недоумение официанта. Испытывая жажду, она выпила бутылку шампанского. А потом, заказав такси, она проехалась по магазинам, расположенным на улице Алькала. Здесь находились самые модные и дорогие бутики Мадрида, в которых приобрести можно было все, от шляпки до нижнего белья, и даже ювелирные изделия. Ламия не упустила ничего. Пакеты и коробки, которые она привезла обратно в отель, едва вместились в салон автомобиля.

– А теперь – в Лас-Вентас! – приказала она, возвращаясь в такси. – Пора подумать и о душе.

Грандиозная по размерам арена для корриды Лас-Вентас располагалась в конце все той же улицы Алькала. Она была построена в конце двадцатых годов прошлого века, и с тех пор ежегодно, с марта по октябрь, каждое воскресенье здесь проходили бои матадоров с быками. А весь май, когда жители Мадрида праздновали день святого Исидора, небесного покровителя своего города шла Feria de San Isidro. И для любителей корриды во всем мире не было ничего важнее этого события.

Ламия обожала корриду. И никогда не пропускала Feria de San Isidro, покупая билеты на лучшие места. Но если другие зрители хотели увидеть, как матадор убивает быка, то она каждый раз жаждала стать свидетельницей того, как бык убивает матадора. Несколько раз ей это удавалось. И она искренне возмущалась, почему в музее корриды, находящемся в административном здании арены Лас-Вентас, хранятся только мумифицированные головы быков, но нет ни одной головы матадоров. Это было бы только справедливо, считала Ламия. Но ей приходилось хранить свои мысли втайне от всех. Когда однажды она высказала их после одного из боев, возмущенные зрители едва не скинули ее саму на залитую кровью арену, с которой только что унесли искалеченного рогами быка матадора. Потом ей долго пришлось объяснять в полиции, что она не хотела вызвать общественных беспорядков, а просто плохо говорит по-испански, и ее неверно поняли коренные жители Мадрида. Ламию отпустили, дав совет впредь обходить арену Лас-Вентас стороной. Она пообещала, но уже на следующий день снова находилась среди зрителей и приветствовала каждый грозный выпад быка радостным криком. Она не беспокоилась за свою безопасность, потому что на этот раз ее сопровождал офицер полиции, допрашивавший ее накануне. Он был без ума от Ламии и убил бы любого, на кого она указала бы пальцем.

Но в этот вечер матадорам везло, и Ламия покинула зрелище разочарованной. Несколько погибших лошадей, чьи животы вспорол острый, как бритва, бычий рог, не удовлетворили ее. Она зашла в маленький ресторанчик, который встретился ей на пути, и заказала бокал мадеры. Но одного бокала ей показалось мало, и она попросила еще. Размышляя о предстоящей встрече с посланником Мартина Крюгера, Ламия незаметно для себя выпила почти целую бутылку. Когда она встала из-за столика, то испытывала приятное чувство легкого опьянения. Она на такси вернулась в отель, приняла ванну, переоделась, весело мурлыкая какую-то песенку. У нее было прекрасное настроение. Она поднялась в лифте на террасу отеля, где ее должен был ждать Морис Бэйтс.

Войдя в ресторан, Ламия попросила метрдотеля провести ее к столику, который заказал ее друг.

– Если, конечно, он не забыл о нашем свидании, – с улыбкой сказала Ламия.

– Вас уже давно ожидают, – улыбнулся в ответ метрдотель, давая понять, что оценил шутку. Он смотрел на женщину, не скрывая своего восхищения.

Покачивая бедрами, Ламия шла за метрдотелем, замечая сладострастные взгляды мужчин, которые пришли сюда с другими женщинами, но забывали о них, как только поднимали на нее глаза. Эти взгляды словно ласкали Ламию нежными прикосновениями. Это было чудесное, почти физически осязаемое ощущение. Но когда она подошла к столику, за которым в одиночестве сидел Морис Бэйтс, тот, окинув ее равнодушным взглядом, сухо сказал метрдотелю: