Рено был худощав, суховат, но выглядел таким здоровым, что любому сомневающемуся становилось ясно — он продержится еще долго. Несмотря на простоватые, ничем, казалось бы, не замечательные черты лица, в нем чувствовалось глубокое благородство, а глаза, сияющие такой чистой синевой, какой в ясный день поражает небо, были прозрачны до самой своей глубины. Первосвященник был очень умным и вместе с тем мудрым человеком, а подобное сочетание в жизни встречается редко, поскольку зачастую одно исключает другое. Пожалуй, можно было сказать, что ум этого человека оказался настолько глубок, что не помешал ему стать мудрым с годами, накопив обширные закрома опыта. Вряд ли самая невзыскательная женщин назвала бы Высшего Магистра красивым в первый момент их знакомства, точно так же, как в последующие мгновения скорее всего не смогла бы оторвать от него взгляда. В Рено было нечто много большее, чем красота.
Он обернулся к вошедшим с легкостью юноши, и Гордона ослепило сверкание его облачения. Рено был уже одет для церемонии, а одеяние было призвано восхищать, поражать и вызывать уважение с благоговением пополам. Это была серебряная парча, прошитая полосами белого шелка и жемчугом, и она еще должна была помнить плечи прежнего Первосвященника. Роскошное одеяние, складки которого лежали продуманно и красиво, должно было привлекать к Высшему Магистру взгляды, когда он будет служить на возвышении возле алтаря, даже в полутьме храма. Гордону прежде не случалось видеть первосвященника в полном облачении так близко, и хоть он считал себя человеком совершенно равнодушным к религии, его что-то будто подтолкнуло, и он сам не заметил, как склонился перед Рено в почтительном поклоне.
— Ну, не надо, Гордон. — Первосвященник протянул графу руку, и, разогнувшись, Рутвен увидел на его лице искреннее радушие. — Рад тебя видеть. Присаживайся. К сожалению, у нас не так много времени.
— Товель не напомнил мне, а я, признаться, и не помнил, что сегодня четырнадцатый день…
— Возможно, Оубер и сам не помнил, — улыбнулся Рено. — Он передал тебе суть моего предложения?
— Да, но я хотел бы завершить этот разговор с вами.
— Законное желание.
— Я не понимаю, что вы хотите от меня. Только, если можно, прямо.
— Конечно. Как, надеюсь, сказал тебе Товель, я хотел бы всеми силами избежать гражданской войны. Того, кто взойдет на престол Империи, мне укажет Бог, но, разумеется, совет знати будет категорически против того, чтоб я служил проводником божьей воли. Они твердо считают, что этот вопрос будет решать не Бог, а я. Я ничего не имею против совета знати, но если даже отрешиться от требований закона, вряд ли от представителей высоких Домов можно ожидать скорого и единодушного решения.
— Я тоже так думаю.
— Мне необходимо, чтоб ты силами Храма поддержал того, кого назовет Бог. Если нужно будет, своим авторитетом. Если понадобится, силой.
— Думаю, скорее последнее. Мой авторитет не идет ни в какое сравнение с вашим. И если не хватит вашего, то, боюсь…
Рено смотрел на него проницательно.
— Ошибаешься. Тебя обожают в войсках, и если ты позовешь, многие пойдут за тобой. Скажу откровенно, многие пошли бы за тобой, вздумай ты провозгласить себя императором.
— Я уже говорил Товелю, что не хочу этого, и повторю вам.
— Я знаю. — Высший Магистр грустно улыбнулся. — Я помню тебя еще ребенком. Я потому и обращаюсь к тебе. Я знаю, ты предан трону и законам Империи. Знаю, ты поддержишь их. В любых обстоятельствах.
Они смотрели друг другу в глаза, и в этой ситуации невозможно было солгать ни тому, ни другому. Но Рено, как говорили, и говорили верно, не лгал никогда, а Рутвен не видел смысла. Он не собирался отвечать. А зачем? И так все понятно.
Глава 11