Ее поставили у алтаря, полыхающего всеми оттенками свечного пламени, распахнули врата, отодвинули деревянные ширмы, и церемония началась. В отступление от обычаев при помазываемой императрице находились не только первосвященник, Магистр Закона, державший чашу со священным маслом, и Магистр Слова, поддерживающий корону на бархатной подушечке, но и сухонький, почти незаметный старичок в золотистом бархате. Он то и дело наклонялся к уху девушки и шепотом подсказывал, что и как нужно делать. В какой момент преклонять колени на ловко подложенный под ноги шерстяной коврик, в какой вставать, когда снимать с рук и раскладывать на больших серебряных блюдах, бесшумно подносимых служками, браслеты и кольца, когда скинуть с плеч хламиду и когда положить на алтарь руку. Он тихонько шептал ей на ухо слова, а она повторяла их голосом глухим то ли от волнения, то ли от непонимания, поскольку до сих пор не могла понять, снится ей или нет. Высший Магистр звучно спрашивал ее о чем-то, но она не вникала ни в то, что слышала, ни в то, что говорила сама. Потом первосвященник коснулся лба Аир смоченной в масле рукой, осторожно, словно драгоценную вазу из фаянса, взял девушку за руку и подвел к трону, установленному поодаль от алтаря, совсем близко от изображения Серебряного Бога и большого окна, в которое врывался солнечный свет.
Она села и слегка прижмурилась. Отражаясь от полированных украшений арки алтаря, от граненых кусков хрусталя и стекла, ей в лицо били солнечные лучи. Аир зажмурилась, и потому прикосновение к волосам стало для нее неожиданностью. Она вздрогнула, но тут же притихла, не желая никому помешать. Тяжесть на голове и ликующие крики, затопившие храм до самого верха купола, подсказали ей, что корона была возложена на ее голову.
Потом нажатием на руку первосвященник заставил ее встать, и слегка озябшие плечи девушки охватило мягкое, нежное, ласковое тепло. «Мех», — определила она и скосила глаза. Великолепие горностаев, которых ей набросили на плечи, поразило ее. Снова у самого уха зашелестел шепот, и Аир покорно повторила все, что ей нашептали. Покорно и бездумно.
А спустя несколько десятков минут она уже смотрела на Высшего Магистра, сидя в одной из уютно убранных комнат, и тупо разглядывала поставленные перед нею блюда с лакомствами.
— Думаю, вам необходимо подкрепиться, ваше величество, — ласково и очень мягко заметил Рено.
Она подняла голову.
— Вы что, все это всерьез? — спросила она.
Он улыбнулся.
— Совершенно всерьез.
— Но вы даже не знаете, кто я! Не знаете ни происхождения моего, ни имени…
— Поверьте, это не имеет значения, если Господь высказался в вашу пользу.
— Но я простая крестьянка, э-э…
— Рено де Навага. Я первосвященник Серебряного Храма.
— Святейший, — ахнула Аир и попыталась преклонить колени.
Высший Магистр удержал ее, только и позволил, что поцеловать свой перстень.
— Вам не подобает это, ваше величество.
— Какое я величество, — отмахнулась она, смущенная, что не признала первого Божьего слугу.
— Послушайте, вас совершенно серьезно короновали, и теперь уже не имеет значения, кто вы были раньше. Теперь имеет значение только то, что вы — императрица.
Аир вздохнула, опустив голову. Потом вдруг вздернула ее и посмотрела на Рено внимательно и не без проницательности.
— Но вы, я думаю, понимаете, что я не умела и не умею повелевать. Почему бы вам было не выбрать кого-нибудь из знати?
— Выбирал не я. Выбирал Бог.
— А зачем было привлекать его к решению этой проблемы? Можно было обойтись силами простых смертных.
— Династия должна быть благословлена Богом, — назидательно проговорил первосвященник. — Дело в первую очередь в этом.
— И вы выбрали такого правителя, за которого можно будет править, верно?
Рено запрокинул голову и расхохотался.
— Дитя мое, если ты задала подобный вопрос, то это уже означает, что ты не из тех, кем можно легко управлять.
— Совсем не обязательно, — ответила она.
Ее взгляд был остр, как игла, его же — мягок и ласков. Он никогда не смотрел ни на кого разгневанно или холодно, но ему этого и не требовалось. Его мягкость способна была крошить камень.
— Дитя мое — надеюсь, вы простите мне, ваше величество, что я называю вас так…
— Вне всяких сомнений.
— Дитя мое, искусству повелевать учатся, как и любому другому.
— Чтоб овладеть искусством, нужен талант.
— Зачастую его можно искупить опытом и советами тех, кто искушен. Поверьте, у вас будут те, кто захочет обучить вас искусству править.