Гиблое дело

Он рывком открыл дверцу машины и ждал, когда она сядет. Но она не двигалась и удивленно смотрела на него.

– Джет, – прошептала она, – я же сказала тебе, что не вернусь в Нью-Йорк. Я остаюсь в Сэйв-Харборе навсегда! Мой дом здесь.

Джет сглотнул. Напряжение стекало с него горячими темными волнами.

– Давай, залезай.

Она забралась в машину. Мысли бешено крутились в голове.

Джет захлопнул пассажирскую дверь, завел двигатель и в неестественном молчании повез ее обратно в Русалочью бухту. Лицо его стало серым.

– Пожалуйста, поговори со мной, Джет! – требовательно попросила она. – Что, черт возьми, с тобой происходит?

– Ничего. Я просто хочу, чтобы ты и ребенок были в безопасности. – С этими словами он открыл перед ней дверь своего дома.

И ее терпение лопнуло. Выносить это было выше ее сил. Они вошли в его дом, и Мьюринн повернулась к Джету лицом.

– Джет… – Он ждал, напряженно глядя на нее. – Ты хочешь, чтобы я уехала в Нью-Йорк не потому, что это безопасно, – сказала Мьюринн, чувствуя, что своими следующими словами совершит непоправимое. – Ты хочешь, чтобы я не путалась под ногами, пока ты будешь разбираться с этим, потому что думаешь, что тут может быть замешан твой отец.

– Послушай, Мьюринн, если ты думаешь, что мой отец как-то причастен к взрыву лишь потому, что он хромает, то ты ошибаешься!

Джет бросил летную куртку на диван и швырнул на стол ружье. Он нервничал и был явно раздражен. Он нацелил в нее указательный палец, его взгляд стал ледяным:

– Мой отец пытался спасти твоего, но охрана и копы не пустили его и команду горноспасателей.

– Почему они не впустили Адама? – осторожно спросила она.

Он сердито посмотрел на нее.

– Потому что он был членом профсоюза, понятно? Я не понимал этого, когда мне было двенадцать, но позже узнал: так было потому, что Адам Ратледж был старостой цехового профсоюза и яростно выступал против штрейкбрехеров[18]. Это сделало его врагом Троя О’Доннелла и всех тех горняков, которые ежедневно пересекали линию пикета, чтобы заработать на кусок хлеба. Тех, кто хотел прокормить свои семьи и не дать банкам выселить их из купленных в ипотеку домов.

Джет задрожал от гнева. Его глаза потемнели от ее обвинений.

– Джет, против Адама и руководителей профсоюза было вынесено судебное постановление, запрещавшее им находиться на территории рудника. Ты помнишь это? Именно поэтому его не пустили туда, когда он якобы хотел спасти моего отца.

Джет опасно понизил голос:

– Это не делает его убийцей, Мьюринн, – процедил он.

– Ботинки какого размера он носит?

Молчание.

– Какого он роста?

Пульсирующее, зловещее молчание.

– Джет, все сходится! Твой отец был специалистом по взрывчатым веществам. Он работал в той части шахты до того, как ее закрыли. И Чоки Моран уцепился за него… Адам был наставником Чоки, ты сам мне рассказывал. Чоки мог быть его сообщником, Джет. Ты также сказал, что Мораны прибрали к рукам весь город. Подумай сам… Почему Айк Поттер, в то время полицейский-новичок, так долго молчал об этих фотографиях? Потому что из папки с уликами их вынул не кто иной, как сам Моран! И Моран был в то время начальником полиции. Билл Моран мог разрушить карьеру Айка. И после того как Айк тянул так долго, он, должно быть, испугался. Заяви он об этом на более позднем этапе, его тотчас обвинили бы в сговоре с целью сокрытия массового убийства.

Джет побледнел. Кожа натянулась на его скулах, глаза потемнели и как будто запали еще глубже. Часы на кухне громко тикали. Джету казалось, что его вот-вот вырвет. Все это старое дерьмо вновь всплывало из сырой гребаной дыры в земле.

Слишком много секретов, будь они прокляты!

Зачем она все-таки вернулась? Неужели лишь затем, чтобы вновь раскопать это старое дерьмо?

– Джет… – Мьюринн потянулась, чтобы коснуться его руки, но он резко отстранился и покачал головой.

– Не прикасайся ко мне, Мьюринн!

Ее глаза пронзила боль.

– Прости, Джет, – тихо сказала она. – Я просто соединила все воедино. Хромота, подволакивает левую ногу…

– Нет! Ни за что на свете, Мьюринн!

– Есть один способ узнать, Джет. Ты можешь хотя бы поговорить с ним.

Он снова выругался. Мьюринн вынуждала его мысли устремиться туда, куда они не желали направляться и куда он не мог позволить им следовать. Поэтому он сопротивлялся и набрасывался на нее, чтобы уничтожить саму эту идею.

– Мой отец не стал бы этого делать. Он не убийца.

– Объясни, почему ты так в этом уверен? Как далеко ты мог бы зайти, чтобы защитить его? Ты бы…

До нее дошел смысл собственных слов. Она побледнела и инстинктивно положила руку на живот. Лицо Джета сделалось каменным.

– Что ты хотела сказать, Мьюринн?

Она покачала головой. Вид у нее был измученный.

– Ты хотела сказать, что он пытался убить Гаса? Что он стрелял в тебя?

Мьюринн открыла было рот, чтобы возразить. Но Джет поднял руку.

– Даже не думай об этом, Мьюринн! Мой отец – спасатель, спаситель…