Гидеон. В плену у времени

– Если – пока я ничего не говорю наверняка, – но если я соглашусь стать вашим проводником, то мне нужно наметить для вас темы уроков по двадцать первому веку. Телевизионщиков я лучше поставлю в конец списка, если вы не захотите от избытка чувств убить оператора…

Дегтярник внимательно смотрел на девушку. Она его не дурачит, но уж точно и не верит. Не важно – со временем поверит… к тому же кольца с лихвой оплатят ее услуги.

Официант принес две бараньи котлеты, зажаренные на гриле. С презрением взглянув на эти жалкие кусочки мяса, Дегтярник отодвинул в сторону веточки кресссалата, искусно уложенные вокруг, и милостиво улыбнулся Энджели.

– Сердечно вас благодарю. Более вкусной крошки плоти я не мог себе представить.

Энджели фыркнула. Дегтярник полез в карман пиджака и сунул несколько монет в руку официанта.

Официант с презрением обследовал подачку.

– Семь пенсов! Как мне благодарить вас, сэр! Развлекусь вечерком!

– И притащите мне еще бутылку вина.

Официант ушел, а Энджели добавила в список: ценность денег.

– Как вас зовут? – спросила она. – Нужно сделать вам ИД.

– ИД?

– Идентификацию! Понимаете… Уж поверьте мне, вам нужна ИД. В двадцать первом веке вы ничего не получите без ИД. Так как вас зовут?

– Я оставил свое имя там, в прошлом. Здесь мне нужно новое имя.

– Хорошо. Так какое имя вы себе выбрали?

Пришел официант и поставил на стол бутылку вина.

– Одна бутылка «Вига Риазза». Чтонибудь еще, сэр?

Дегтярник нетерпеливым жестом отослал его прочь.

– Вига Риазза, – повторил Дегтярник, перекатывая во рту «р». – Хорошо звучит. Вига Риазза… Я не хочу английского имени. До меня уже дошло, что Лондон полон людьми, приплывшими с чужеземных берегов.

– Но что за имя для человека по названию вина!

– А почему бы и нет? Оно приятно звенит – Вига Риазза.

Дегтярник взял баранью котлету, почти не жуя, проглотил ее.

– Если так едят богатые, то на какой же малости выживают бедняки?

– Есть другая точка зрения – богатые едят дизайнерский салат и остаются худыми, а бедняки едят нездоровую пищу и толстеют.

Дегтярник откинулся на стуле и долгодолго смотрел на Энджели. Девушка хотела отвести глаза, но заставила себя выдержать его взгляд.

– За два столетия мир переменился настолько, что это бросается в глаза, и меня это часто ставит в тупик. Энджели, ну как, будешь моим проводником, пока я не разберусь, что к чему?

Энджели глубоко вздохнула. Что ее здесь держит? Она может прямо сейчас встать и уйти. Только сказать «нет»… Но он спас ее от бандитов. Пожалуй, она в долгу перед ним.

– Хорошо. «Пока ветер не переменится»…

– Не понимаю.

– Извините, видно, в восемнадцатом веке еще не было Мэри Поппинс… А как расцениваются уроки по двадцать первому веку?

– Расцениваются?

– Ну, что мне будет за это?

– Все, что захочешь.

– Все?

– Да. Это знак того, что у меня добрые намерения.

Энджели уставилась на кольцо с изумрудом, которое он протянул ей под столом. Удостоверившись, что никто за ними не следит, Энджели взяла кольцо, засунула его в кошелек и защелкнула замок.

Дегтярник следил, как сильно колотится жилка на шее девушки. «Правда, многое изменилось с моего времени, – подумал он, – но человеческой натуры эти перемены не коснулись».

Ночью дул сильный югозападный ветер, и ветки старого персикового дерева стучали в окно Кэйт в доме викария в МиддлХарпендене. Уставшей девочке снился треск костра под большим дубом около Шенстоуна, где на них напала банда Каррика. Джо Каррик крепко держал ее, и она спиной чувствовала биение его сердца, до нее доносился его мерзкий запах… Она металась, крутилась во сне, тщетно пытаясь вырваться. Внезапно Джо отпустил ее, и она упала спиной на твердую, безжалостную землю, а когда посмотрела наверх, увидела над собой, на ветвях дуба, Тома, самого младшего и самого незаметного члена банды Каррика. На его лице было выражение глубокой тревоги, и он прижимал к щеке свою любимую белую мышку. Затем прозвучал выстрел, Кэйт проснулась.

– Это Нед Портер! – закричала она. – Они убили Неда Портера! – У нее взмок лоб, и она тяжело дышала, но постепенно ночной кошмар рассеялся, и она поняла, что находится в прохладной и спокойной комнате, первые лучи рассвета пробиваются сквозь темноту, и первый дрозд приветствует день радостной песней.