Гидеон. В плену у времени

– Следи за своим языком, чтобы никому не подставить подножку! – прорычал он.

Дегтярник уже понимал, что эту девчонку приручить невозможно. Но она доказала, что может быть полезной, и он позволял ей быть наглой – до определенного уровня. Энджели сообразила, что сейчас переступила черту.

– Так или иначе, – продолжала она, – не понимаю, почему я не могу быть вашей ученицей. Я все делаю правильно, ведь так? Я добыла вам паспорт, банковский счет и жилье. И улыбку, которая вполне годится для Голливуда.

Дегтярник сосредоточенно смотрел на Энджели долгим, бесстрастно оценивающим взглядом. Энджели вызывающе уставилась на него, хотя на самом деле ей хотелось бы спрятаться от его испытующих глаз. Она понимала, что это его трюк, но удачный трюк. Он заставлял ее чувствовать, будто бы догадывается обо всех ее маленьких, привычных для нее обманах. С ним надо быть настороже, подумала она.

Наконец Дегтярник заговорил:

– Характера у тебя хватает, Энджели, и ума тоже, и ты показала, чего стоишь. Но мой ученик должен быть моей запасной рукой, когда мне нужно отступить. Ни на секунду я не должен сомневаться в нем, даже если ему придется давать ложные показания в самом высоком суде страны. Мой ученик должен подтвердить, что корова – это лошадь, если я его об этом попрошу. Он должен быть упорным и неутомимым, считать за честь следовать за мной по пятам и не ждать слишком быстро слишком многого. Жизнь – можешь быть в этом уверена – не раз нанесет ему жестокие удары, поскольку невозможно выучиться мастерству и стойкости, которые он приобретет благодаря мне, без некоторых страданий.

– Значит ли это, что вы обдумываете, взять меня или не брать?

– Что ж, если коротко сказать, Энджели, радуйся, что у меня нет желания брать тебя в ученики. Это значит, что жизнь дает тебе возможность идти своим собственным путем.

Энджели отвела взгляд и тяжело вздохнула. Конечно, он прав. Она всегда была бунтаркой и вовсе не собирается вдруг начать жить по чьимто приказам. И все же она чувствовала, что ее тонко раскритиковали, и ей это не понравилось. Она сначала надулась, потом лукаво улыбнулась Дегтярнику. Чтобы развлечь, он подвинул ей через стол журнал об автомобилях, который они только что купили.

– Вот, – сказал он, – выбери то, что тебя порадует.

Энджели просветлела и начала листать журнал, старательно изображая равнодушие. Она остановилась на разделе роскошных спортивных машин. Машина должна быть красной, подумала Энджели, или черной? Перевернув страницу, она позабыла, что надо сохранять равнодушное лицо.

– Вот это да! – вздохнула она. – Забивайте на эту! Только эту! Я на ней появлюсь в клубе!

Дегтярник глянул на фотографию блестящей серебристой машины.

– Нет на свете человека, который лучше меня судил бы о лошадях, но я пока не разбираюсь в машинах. По мне они все одинаковые.

– Поверьте, это породистая лошадка. Она выиграет дерби. Три раза.

– Очень хорошо, Энджели. Найди торговца, который предложит мне разумную цену, и мы посмотрим.

– И нам, конечно, нужен шофер. Держу пари, Тони хорош за рулем…

Дегтярник заказал себе еще кофе – напиток, который он никогда не пил в своем веке. Что бы они ни делали в эти дни, все удавалось. Энджели напомнила Дегтярнику, что эта девушка официантка, а не девка, и он не должен орать о своем заказе на всю комнату. Сначала следует привлечь внимание официантки, затем дождаться, когда она подойдет к столику, и только тогда можно вежливо сделать заказ. Что же до кофе, который он так полюбил, то он произносит его название неправильно. Надо говорить «капучиино».

В ответ на критику Энджели Дегтярник изобразил, что он – само терпение. Он притворялся, что получает удовольствие от своего правильного поведения, а Энджели притворялась, что ей не доставляет радости указывать на его ошибки. И все же Дегтярник был удовлетворен уроками Энджели. Люди уже не так изумленно реагировали на его поступки. Постепенно он научился смешиваться с теперешней толпой. А Энджели все равно было интересно, почему же Вига Риазза, как он настойчиво называл себя, попрежнему упорствует в том, что появился из 1763 года. Временами она и правда начинала в это верить. Но в душе понимала, что это совершенно невозможно. Пока не увидит своими глазами какоето явное свидетельство, она не поверит этим россказням. Хорошо хоть Энджели убедилась, что Вига Риазза не сумасшедший. Хотя зачем всетаки он продолжает такую безумную игру? Это не укладывалось в голове. То ли он слишком щедр, то ли просто не понимает цены денег. Впрочем, какая разница, ведь в маленькой копилке Энджели с каждым днем чтото прибавлялось… а что еще ей было надо? Она снова начала листать журнал, а Дегтярник с удовольствием разглядывал свои поблескивающие передние зубы в обратной стороне кофейной ложечки.

Не глядя на него, Энджели сказала:

– Вон там стоит худющий, настороженный ребенок и не сводит с вас глаз. Выше, выше, около лестницы, прислонился к перилам.