Гимн шпане

Постепенно мне удалось ее разговорить; еще под впечатлением пантенской катастрофы, он прибежал плакаться в жилетку Мари-Пьер: я, мол, такой-сякой, на него напала целая толпа, а я пальцем не шевельнул, более того, хотел смыться на грузовике — он еле успел запрыгнуть на ходу, теперь он разорен, а ведь часть капитала принадлежала его соседу, все, что он сумел накопить, пошло прахом, однако самое ужасное не это — он думал, что мы друзья, но еще там, в Гавре, когда я отобрал у него два видака, его потрясло мое отношение; Мари-Пьер была разочарована не меньше, чем он, а потому вернула ему два видака — она тоже считала, что дружба прежде всего. Слово за слово, между нами завязалась бурная перепалка, я был в корне не согласен с его версией событий, это было несправедливо, честное слово. В какой-то момент я понял, что страсти накалились до предела, и решил выйти проветриться. В тот день, восемнадцатого марта, на самом пороге весны, мы с ней впервые крупно поссорились.

Я шел куда глаза глядят; пусть сама решает, она не обязана оставаться со мной, возможно, Жоэль умеет устраиваться в жизни куда лучше меня… конечно, я постоянно думаю о деньгах, ведь все имеет свою цену, в наше время на каждом шагу поджидают траты, как же сбрасывать это со счетов? Он сам выбрал свой путь: я его предупреждал, но он сделал максимум возможного, чтобы все обернулось именно так, и я не обязан расплачиваться за его ошибки, даже если мы друзья, да с какой стати?! Я был в легкой куртке и дрожал от холода, поэтому зашел в здание Восточного вокзала. Что я могу, если она решит уйти? Да ничего: я старался для нее изо всех сил, она видела, что мои дела идут в гору, стоило подождать совсем чуть-чуть, и у нас начнется красивая жизнь, в этом не было никаких сомнений. От прогулки я здорово проголодался и зашел в первое попавшееся кафе. Вчитаться в меню никак не удавалось, все мысли были только о ней; на второе я заказал запеченное утиное филе и медок, а для начала — паштет, как правило, он бывает съедобный; самый лучший подают лишь в домашних ресторанчиках, но почему-то мне хотелось именно паштета. Черт! Жоэль еще и косил, — кроме шуток, это переполняло чашу моего позора.

Метрдотель откупорил бутылку и плеснул немного на донышко бокала; я люблю медок, это вам не какая-то бурда — кто знает толк в винах, поймет. Вино было выдержанное, возможно, не такое уж старое, но на мой вкус вполне достойное; Мари-Пьер, наверное, сейчас смотрит очередной фильм, если, конечно, не сбежала… не знаю, хотел я этого или нет: она была свободна, а если решит остаться, от нее ведь требуется совсем немного; никто не подойдет ко мне и не скажет: привет, родной, вот тебе чек и пачка наличных, чтобы ты мог перекрутиться, пока будешь ждать открытия банка, дядюшка с его стреноженной красоткой вообще не в счет, а какое будущее у такого типа, как Жоэль? Да никакого — ясно как день, и самое ужасное, что страдать от этого придется ей.

За соседний столик села пара. Большое спасибо, что приняли мое приглашение, сказал мужчина, вы не представляете, какая в наше время у людей короткая память; расправляя салфетку, женщина отвечала: ну что вы, по-моему, это проявление элементарной порядочности, — она была довольна молода, не то чтобы красивая, скорее, ухоженная, мужчина испытывал к ней явное уважение, даже почтение. Я сосредоточился на содержимом своей тарелки, как ни странно, паштет оказался сносным; даже если Мари-Пьер меня бросит, это еще не причина для отчаяния… и знаете, самое прискорбное, говорил мужчина, что больше всех поживились именно те, кто теперь нас топчет. Ничего, она быстро поймет, что за птица Жоэль, в любом случае главное сейчас — мои деловые планы; я достал ежедневник и записал все встречи, которые назначил на завтра.

— Так вы говорите, они ищут людей для работы на Востоке?