Гиперион

Мое письмо огорчило тебя, милый! А твое доставило мне несказанную радость, сделало меня такой счастливой. В нем было столько любви! О! И сердце мое откликалось на нее всеми струнами, когда я его читала, и дух мой так тепло приникал к твоему. А ты! Неужели ты усомнился в [моей] любви? Мое холодное, сухое письмо удручило тебя? Как же ты неправ! Если бы ты видел мое горе и мои слезы при этой мысли, ты ни за что бы так не подумал. Но не это тебя мучит, нет, — тебя страшит, что сердце мое омертвеет и тогда я не смогу тебя больше любить. Я только никак не могу понять, какое впечатление произвели на тебя мои слова, но я видела, как текут твои слезы, они огненными каплями падали мне на сердце, и я не могла их осушить. — — Оглушенная и немая, просидела я весь вечер и наконец дождалась момента, когда, оставшись одна, могу облегчить свое стесненное сердце. Ах, если б я могла умчаться к тебе и утешить тебя! У меня нет от тебя никаких тайн, душа моя, и любовь моя слишком полна, чтобы сердце мое могло умереть! Когда я выгляжу спокойно и сухо, не сомневайся во мне — все горит у меня внутри, и я, как и ты, должна оберегать себя от страсти. Да, горе сжирает что-то в нас, но целительная меланхолия снисходит с неба в нужную минуту и проливает благодать на наши сердца, и я никогда не перестану верить в благость природы. И даже если б мне пришлось ощутить смерть внутри себя, то и тогда бы я сказала: она пробудит меня вновь, она возвратит мне все мои чувства, которые я свято хранила и которые принадлежат мне, и только злая судьба отняла их у меня; но она победит, она и в смерти готовит мне новую, лучшую жизнь. Ибо семя любви лежит глубоко и неискоренимо в моем существе. Я говорю это по опыту, ибо знаю, что мое сердце высвобождается из-под гнета еще более живым. Ах, я не знаю, дорогой мой, нахожу ли я правильный тон, мне ведь нечего было тебе

рассказать, хотя сказать надо было многое: но вот что меня гнетет, так это только то, что я не могу быть с тобой рядом. Если б я могла сообщить тебе уверенность, но боюсь, мои страстные речи нисколько не убедят тебя. О, забудь это и будь снова счастлив своей любовью! Еще сегодня вечером меня так радовала мысль, что я тебя все-таки видела. Господи, если бы и ты ушел в подобном настроении! — Ах, как благодарно молилась бы я Гению любви, незримо меня направляющему! С этими мыслями хочу я уснуть, и да благословит тебя небо. — —

Наутро.

Я хорошо спала, мой драгоценный, и я еще раз хочу сказать тебе, как много радости доставило мне твое письмо, и поблагодарить тебя за то тихое блаженство, которое ты мне уготовил. Ах, не читай больше мое письмо, если оно огорчило тебя, и вернись к предыдущему, которое пришлось тебе по душе. Я вчера долго еще размышляла о том, что такое страсть, — — —

Страсть высочайшей любви никогда не найдет на земле своего утоления! —

Ощути это вместе со мной: искать этого было бы безумием — — Умереть вместе! — — Но тихо: это звучит как фантазия и вместе с тем так реально — — , это и есть утоление — Однако же у нас есть священные обязательства перед этим миром. Поэтому нам не остается ничего иного, как блаженная вера друг в друга и во всемогущий дух любви, который нас вечно незримо направляет и связывает все больше и тесней. — —

Молчаливая преданность! Доверие к сердцу, вера в победу Истинного и Прекрасного, которому мы себя посвятили. И нам возможно погибнуть? — — Тогда, да, тогда вселенная выйдет из равновесия и мир возвратится в хаос, если его не удержит тот самый дух гармонии и любви, который поддерживает и нас. Он вечно пребывает в этом мире, так зачем, как может он нас оставить? Смеем ли мы сравнивать себя с миром? И однако же все в нас то же самое, как в большом, так и в малом. И мы не должны питать доверия? Мы, каждый день имеющие доказательства от прекрасной, животворящей нас природы, являющей нам только любовь, — мы должны питать в своей груди вражду и раздор, когда все вокруг зовет нас к спокойствию красоты? — — — О нет, мой драгоценный, конечно же, нет, мы не можем быть несчастливы, потому что в нас живет эта душа. И я знаю: страдание только сделает нас лучше и свяжет нас тесней.