Гиперион

Когда позднее тревога за будущность опять стала подступать ко мне, я выбранила себя. Я сказала себе: люди с наивной формой религии почли бы за грех до такой степени утратить веру и не уповать на своего бога. Почему же для нас неведомая, таинственная сила не может направить судьбу на путь добра и утешения, почему нам суждено отчаяние? — — Справедливо ли видеть все только в черном цвете

? — Не обернется ли все лучше, чем мы думаем? — Или в нас достаточно прозорливости, чтобы знать наперед, что нас ожидает? Разве не определяет иногда маленький случай наше счастье или несчастье? Ведь мы покаместь еще живем в мире, подверженном случайностям, разве не может один такой случай оказаться счастливым для нас? Нам было суждено найти друг друга, и сколько раз мы этому радовались душой, так неужели мы не сможем вновь найти друг друга и вновь испытать эту радость? — —

После полудня.

Это слово «случай»,

которое я написала, все нейдет у меня из головы, оно не нравится мне, оно короткое и холодное, но другого я не могу подобрать. Нельзя ли сказать, что тайное сцепление вещей образует для нас нечто, называемое нами случаем, но являющееся необходимым? В силу нашей близорукости мы не можем тут ничего разглядеть и удивляемся, когда события происходят не так, как мы предвидели. А вечные законы природы совершают свое постоянное движение, они непостижимы для нас и именно поэтому

полны утешения, потому что с нами может случиться и то, чего мы никогда не предполагали и на что даже отдаленно не надеялись.

Сегодня утром я натолкнулась в одном маленьком французском романе на прекрасное место, которое так мне понравилось, что я хочу переписать его для тебя: «Религия наверное родилась бы из несчастия, если бы нежные души не обнаружили ее в благодарности»[363] — —

14 марта [ 1799]

Милый, пейзаж я нашла! Когда мы расстались первый раз, я сама не хотела заглушить в себе боль разлуки, эта боль была мне мила и желанна. Два дня спустя после твоего отъезда я вновь пошла в твою комнату, чтобы как следует выплакаться и собрать некоторые оставленные тобою вещи, милые моему сердцу; я открыла твою конторку, там лежало несколько листков бумаги, немного сургуча, маленькая белая пуговка и кусок черствого черного хлеба, я долго носила все это с собой как реликвию. Один ящик секретера защелкнулся, и я не могла его открыть. Я пошла назад и у дверей столкнулась с Анри, он сказал печально: «Из этой комнаты сколько ты всего потеряла! Сначала матушку, а теперь и своего Гёльдера! Как тебе все это вынести!». — — Меня словно ударило, но в ту же секунду явилась утешительная мысль, что ты ведь жив\ И сладость примешалась к унынию моей души, и я ушла. — — Через несколько дней мне открыли ящик секретера, и я нашла там пейзаж, ах! и он исполнил меня печали! В ту пору, когда я тебе его подарила, я простодушно срисовывала могильные надгробия и мы смотрели с тобой вместе гравюры в альбоме, какое блаженство, какая надежда жила тогда во мне, она казалась мне бесконечной] А теперь всему конец! — — — Не знаю, стоит ли отдавать тебе его, все эти мысли могут тебе — как и мне вчера вечером — закрасться в голову и омрачить жизнь! — —

19 марта 1799