Гиперион

Он родился в Лауфене, в Швабии 20 марта 1770 г. — в один год с Бетховеном и Гегелем, — и его юность пришлась на самые драматические события конца века — крушение абсолютизма во Франции, якобинская диктатура, Термидор, Директория, 18 брюмера... и долгие годы война, война, война. Картина мира менялась резко и бурно и требовала своего политического, философского и поэтического осмысления. Старый мир рушился, но только вовсе не так, как это виделось лучшим умам Просвещения. Классическая гармония мира, которую не должны были поколебать никакие страдания ни мятущегося человека, ни народных масс, распадалась, и формула творчества Гёте и всякой классики вообще — Dauer im Wechsel (постоянство в перемене) — стремительно теряла свою значимость, уступая место гёльдерлиновскому Das Werden im Vergehen (становление в гибели, становление через гибель),

В наброске статьи 1799 г., так и озаглавленной впоследствии издателями, Гёльдерлин говорит о новом сообществе, новом единстве, которое должно возникнуть на месте гибнущего старого.

При жизни он немногими был оценен по достоинству: вначале он казался наивным, позднее — темным, непонятным. Среди «немногих» были Клеменс Брентано, Беттина фон Арним. Три года спустя после его смерти, летом 1846 г., в Тюбингенском университете была прочитана лекция «Немецкая лирика начиная с Гёте и Шиллера». Ее автор, молодой приват-доцент Вильгельм Зигмунд Тойффель, весьма высоко поставил Гёльдерлина. (Впрочем, опубликована эта лекция была лишь в 1952 г.) «Как приложение к романтикам следует рассматривать Фр. Гёльдерлина: не среди самих романтиков — потому что он столь существенно от них отличен, и все-таки при романтиках — потому что он столь существенно им подобен. Гёльдерлин вообще стоит особняком во всей истории немецкой литературы: правда, у него общий с Шиллером тон, высокий полет духа, быть может частично от него и унаследованный <...>, а в характере миросозерцания есть многие точки соприкосновения с ранними романтиками...» В 1870 г. Рудольф Гайм в книге «Романтическая школа» назвал Гёльдерлина «боковым побегом романтизма»; в наши дни (а дебаты о том, по какому «ведомству» числить поэта, не утихают до сих пор) к нему иногда относят термин «маньеризм», исходя из расширительного толкования последнего. Говорить о «боковом побеге» более чем странно: ведь Гёльдерлином он стал еще до ствола, когда «древа» романтизма еще не было. На разломе эпох вырабатывались самые общие черты нового миросозерцания — и именно у тех, кому было двадцать лет, кто первым шагнул на новый берег расколовшегося времени. То, что позднее стало родовыми признаками художественного направления, поначалу было естественно (точнее, общественно) детерминировано — и фрагментарность, и момент иррационального, и устремленность в другие времена и страны. Все пришло в движение в мире — и в творчестве главным стало не «создание, творение», а «творческое, творящее» (в этой связи нельзя не упомянуть работу Йенса Хофмана — см.: Hölderlin-Jahrbuch. 1958—1960. [Bd. 11]. S. 189). Иными словами, в Гёльдерлине мы имеем дело с человеком новой формации, осмысляющим проблемы в принципе теми же способами, что и люди нашего времени. Но есть и одна особенность. Ее заметил уже В. 3. Тойффель. Закончим его цитату: «...есть многие точки соприкосновения с ранними романтиками; несмотря на все это, он ни в коем случае не может быть поставлен в один ряд ни с кем из них, более того, в нем есть нечто совершенно новое, чего никогда до этого не было и что, может быть, вообще более невозможно».

Пока что этот старый прогноз полностью оправдывается.

Эту статью не следует рассматривать как характеризующую творчество Гёльдерлина в целом. Такая тема огромна, а в нашей стране слишком мало еще сделано — во всяком случае, опубликовано — в этой области. Здесь рассказывается именно о «Гиперионе». Поэтому основные наши временные рамки — это 1792—1799 гг. «Письма Диотимы» продлевают этот срок до весны 1800 г., а ее смерть в июне 1802-го знаменует уже «начало конца» поэта, который последние сорок лет жизни проведет в состоянии почти полной отрешенности от мира.

Некоторые выводы общего характера автор статьи все же позволил себе сделать — но они сделаны только на основании анализа материала и не претендуют на всеобщность.

...Но я боюсь, что одни будут читать ее как компендий, интересуясь лишь тем, что fabula docet, другие же отнесутся к ней слишком легко, и обе партии ничего в ней не поймут.

Кто только нюхает мой цветок, тот не знает его, и кто сорвет его, чтобы чему-то научиться, тоже его не познает.

Из Предисловия к первому тому «Гипериона»