Гиперион

Летом 1792 г. Гёльдерлин вновь приезжает в Штутгарт, а в октябре (в осенние каникулы) уже читает Магенау отрывок из романа, специально завернув для этого в Вайинген-на-Энце, куда того назначили викарием. После этого чтения Магенау сообщал в письме к Нойферу: «Хольц [прозвище Гёльдерлина] сочиняет сейчас второго Донамара — Гипериона, который, как мне сдается, много обещает. Это свободолюбивый герой и настоящий грек, человек сильных убеждений, и это доставляет слуху моему величайшее удовольствие». Второй Донамар. Свободолюбивый герой. Настоящий грек. Такие слова наводят на мысль, что Гёльдерлин задумал роман из современной жизни, роман об освободительной борьбе греков против турецких завоевателей. Такое предположение вероятно, если учесть его греческие знакомства и революционные настроения. События в Греции — не редкая тема в прессе тех лет. Возьмем хотя бы «Журналь де Пари», сообщение от 14 июня. Речь идет о драматичнейшем эпизоде, связанном с именем Ламбро Каццони. Пока шла русско-турецкая война, этот грек числился на службе в русской армии и по поручению русских снарядил флотилию для борьбы с турками на море. В декабре 1791 г. был заключен Ясский мир, и майор российского флота со всей своей «армией» вдруг оказался на положении корсара, пирата. Отчаянное сопротивление превосходящей силе Порты не могло завершиться победой, тем более что революционная Франция в делах торговли держалась своих интересов и предоставила свои корабли туркам для потопления греков. В сентябре 1792 г. все было кончено. Этот эпизод вполне мог быть известен Гёльдерлину, потому что для издания «Хроники» использовалось огромное количество разной прессы, в том числе французской.

А «второй Донамар»? Вторая часть этого романа как раз вышла в Гёттингене в 1792 г. (первая — в 1791, третья и последняя — в 1793): «Граф Донамар. Письма, писанные во времена Семилетней войны в Германии». Автор, обозначенный буквами С. R. Т. D. В. U. Е. W. К., (расшифровывался как Friedrich Bouterwek. Фридрих Боутервек (в России его долго принято было называть Бутервеком), философ и писатель, был весьма популярен в ту пору. При всем старании исследователям не удалось выявить много общего между «Графом Донамаром» и двухтомным романом Гёльдерлина, вышедшим в 1797—1799 гг. Форма писем? Но в «Донамаре» переписку ведут разные персонажи, в то время как в «Гиперионе» мы имеем дело с «односторонним движением»: Гиперион — Беллармину (форма эта идет от «Вертера» Гёте, вторая редакция которого вышла в 1789 г.). Есть, правда, вот такая точка соприкосновения. В предисловии к второй части, озаглавленном «Фрагмент письма к издателю вместо необходимого предисловия к читателю», Боутервек пишет среди прочего: «...Вы ссылаетесь, далее, на отрывочность и бессвязность в обрисовке характеров и ситуаций в первой части... Но, милый друг, разве Вы сами не согласились со мной, что все концы соединятся в третьей и последней части?»

Вот эта возможность начать роман, не имея еще его четкого плана, вполне могла увлечь Гёльдерлина.

Но откуда взялся Гиперион? Ведь Гёльдерлину должно было быть известно, что ни один грек, ни новый, ни древний, не мог носить этого имени. Он мог зваться Александром, Евгением, Никифором, Константином — как звались известные в Греции XVIII в. люди, Панагиотом (Панайотисом), как звался знакомый Гёльдерлину Верго. Гиперион — Сын Неба, Сын Вышнего, или, как поясняет Гесихий: γπερίον ο ήλιος άπο του υπέρ ήμας ίέναι. «Гиперион — Солнце, ибо оно ходит над нами в вышине».

В 12-й строфе его второго «Гимна Свободе», опубликованного в штойдлиновском альманахе в сентябре 1792 г., впервые появляется это имя.

Вот главу, бледнея, клонят звёзды,

И лучист Гипериона бег... [399]

В духе античной традиции Гёльдерлин называет Гиперионом Гелиоса, сына

титана Гипериона, которого правильней было бы назвать Гиперионидом, — но уже и Гомер не делал этого различия (ср.: Одиссея, 1,24 и 12,176). Не в духе этой традиции он произносит имя с ударением на -е-: Гиперион[400].

Это имя, которое выглядит как прозвище, уже заключает в себе программу и как будто бы указывает на то, что читателя ожидал некий условный «греческий роман». Однако вряд ли Гёльдерлин собирался писать роман в духе Виландова «Агатона» (1766) или многотомное сочинение вроде «Путешествия юного Анахарсиса в Грецию» аббата Бартелеми (1789). Он просто жаждал высказаться.