Гитлер в Москве

— Знаешь, Виктор, я тоже этого сначала не понимал. По молодости я часто отдыхал в Прибалтике, причем посетил и Таллинн, и Вильнюс, и Ригу. И как-то я уже немного приняв «на грудь» в кафешке, а за одним столиком со мной сидел старый литовец. Обратился к нему с таким же вопросом. Он немного подумал, потом спросил кто я и откуда. Узнав, что просто отдыхающий из Москвы. Как-то свернул разговор, но меня тянуло поговорить, тогда я и ляпнул ему, что я сын врага народа. После этого беседа проходила уже вполне, если не дружелюбно, то нормально. Во-первых, мы все-таки оккупировали, именно оккупировали эти государства. А как назвать ввод войск и установление своей власти, и в конце присоединение территорий в другом государстве? И не важно под какими лозунгами. Напомню, русских в Прибалтики тогда почти не было. Только те кто бежал туда после революции. Вот как бы ты себя чувствовал, если бы Америка, или Китай ввели на территорию России свои войска и объявили наши земли своими провинциями или штатами? Вот и им такое не понравилось, а еще национализация и коллективизация в новых землях, чтобы было, как везде в СССР. И еще — переселение русских в Прибалтику, чтобы разбавить местное население, «идеологически правильным». «Самое жуткое, что вы принесли нам, — так сказал мне литовец, — это отсутствие закона и правосудия. До этого все процессы у нас были открытыми. Человеку предъявляли обвинения, и назначали наказание, если суд считал его виновным, а все кто хотел мог посетить процесс и даже принять в нем участие. Иногда решения суда отменялось под силой как сейчас говорят общественности. А тогда простых жителей, решивших что приговор не соответствует истине, и обращавшимися в вышестоящую инстанцию. Но когда пришли вы, то людей стали забирать ночью. И они просто исчезали. Процессы были закрытыми, или их просто не было. Мы даже не могли понять за что осуждают того или иного человека. Любые вопросы встречали хамский ответ или еще хуже — физическое насилие. То есть часовой у комендатуры или посылал нас матом, или ударял прикладом в живот. От начальников мы тоже ничего добиться не могли. Слышали только «Это не ваше дело!», или «Мы разберемся!», и мы понимали, все это отговорки, а особо настойчивым просто угрожали «Ты что? Магадан решил посмотреть? Могу устроить!». Второе что нас поразило — это ваше хамство и пьянство. До войны у нас не принято было появляться пьяными на улице, неподвыпившими. А именно пьяными, когда шатает из стороны в сторону, а человек не может нормально говорить. Это примерно как у вас справить малую нужду в общественном месте. О хамстве я скажу отдельно. Даже если стоит очередь, люди обращались к друг другу уважительно. Никто не лез без очереди. Я говорю не о магазинах. Там очередей не было. А о различных учреждениях. Ваши люди начинают возмущаться, кричать и угрожать. А чиновники ведут себя ни чуть не лучше, у нас даже отказ просьбы или жалобы звучал спокойно и вежливо, а у вас, как будто рявкнула собака и закрыла дверь в будку. Третье — воровство. Причем самое наглое и нахальное. Знаете почему молочники у нас перестали ездить после вашей оккупации? Потом что нам никому в голову не придет стащить у соседа бутылку молока или просто пустую бутылку. В результате сначала возникали ситуации, вроде бы смешные, но от которых потом стало грустно. Люди предъявляют претензии молочнику, что нет заказанных молока или сметаны, а тот уверяет их, что всем все разнес. И тем непонятно, потому что они этого молочника знают не один десяток лет, и тому — тоже, потому что он их тоже знает как нормальных, добропорядочных граждан. Только через несколько дней, когда одна семья встала слишком рано — выяснилось, что это дело их русских соседей, живших с ними на одной улице, между прочим, в домах репрессированных людей. Мы этого просто не понимали. Обеспеченные люди, а чаще их дети таскают молоко не от голода, а просто так. К тому же и языковой барьер. Это тоже добавляло непонимания и отчужденности. Поймите правильно, в чужой монастырь со своим требником не ходят. А вы пошли. Так чему вы удивляетесь, когда видите от нас презрение и непонимание. Поэтому и встречали немцев как освободителей, потому что ваши власти за год правления такого наворотили, что нам и немцы показались благом. Мы конечно понимали, что они тоже захватчики, но при них не было такого режима и порядков как при советах.

— Хорошо, с прибалтами разобрались, а что скажете о поляках?

— Об этих ничего хорошего не скажу. Самомнения выше крыши. Национализм развит. Но ни товаров хороших сделать не могут, ни воевать нормально. Типичные мелкие торговцы. Сельское хозяйство тоже не очень развито. При Петре Первом — достаточно сильная нация, а во второй мировой войне — так себе. И против немцев вроде как, а воевать нормально не могут. Да и наши им тоже репрессии устроили, это потом как понадобились, сформировали части из поляков. А так их никто не любил, ни наши ни немцы.

На этом они прервали общение, так как было уже довольно поздно и Виктор поехал домой.