Гитлер в Москве

— И если бы ее изобрели, то нашлись бы сотни людей, которые хотели бы изменить будущее, — резко ответил Шелленберг, — а между тем будущее и люди которые там живут, в этом случае исчезнут. А поэтому никакой машины времени не существует. А что касается купюр, то я вам не могу сказать откуда они, стройте сами предположения, но у вас официальное задание, с помощью подобных технологий защитить банкноты Рейха. И еще подготовить такую защиту для банкнот другого государства.

— Какого? — удивился Фридрих.

— Вам потом скажут и дадут эскизы, — ответил Шелленберг и ушел.

— Что ты по этому поводу думаешь Освальд? — спросил Фридрих.

— Пока не знаю, а ты займись тем, чтобы на технологической линии, смогли сделать хоть что-то, из того, что нам принес Шелленберг.

Оба были специалистами своего дела, поэтому через полгода германские марки нельзя было подделать.

Берлин. Отель «Берлин», номер люкс.

Август 1939 г.

Встал я довольно поздно, устал за вчера и физически и морально. Умылся, побрился. Интересное водоснабжение, когда из одного крана идет горячая вода, а из другого холодная. Хотя и в наше время в Германии такое часто встречается. В это время правда считается последним шиком. По крайней мере нет газовых колонок. Опа! А это что? На вешалке около двери, висела офицерская, судя по качеству хорошо проглаженного материала форма. Немецкая естественно. А размерчик-то мой. Точно мой. Это кто же мне так ненавязчиво рекомендует «влиться в стройные ряды». И к бабке не ходи. Мюллер расстарался, кто же еще. Что интересно, не черная, значит — простая армейская, а не СС. А вот в знаках различия я ничего не понимаю. Кем интересно они меня здесь сделали? Впрочем этот номер со мной не пройдет. Я не питаю к форме и армии ни малейшего трепета или других теплых чувств. Ну не люблю я все эти мундиры, знаки различия. Мне и на гражданке хорошо. Поэтому одеваюсь в свое. В дверь вежливо постучали. Я не стал обольщаться, наверняка за мной наблюдали, поселив меня в этот номер Мюллер наверняка понаставил не только микрофонов, но и скрытых видеокамер. «Мое Гестапо меня бережет, сначала поймает, потом стережет», — мысленно про себя процитирован немного измененные стихи Маяковского.

— Заходите, — разрешил Виктор. В комнату вошел подтянутый молодой человек немного младше меня, с кожаной папкой в руках, и представился:

— Ганс Мильтнер, я ваш переводчик.

Я его внимательно осмотрел. Одет в гражданское, но именно одет. Я не чувствую военную выправку, но просто не верю, что ко мне могут прислать обыкновенного гражданского переводчика — не верю и все тут. Спокойный взгляд, кобура с пистолетом ниоткуда не выпирает, но что он вооружен, у меня тоже сомнений не вызывало.

— Очень приятно, — ответил я, — какие у вас инструкции в отношении меня? — люблю все выяснять сразу.

— Переводить, сопровождать, если понадобиться защищать, — четко, но без рапортовки, ответил он, — у вас сегодня на утро записаны посетители.

«Ого, даже так, интересненько, кто это ко мне заявиться решил?», — подумал я. Но решил все-таки проверить его. От Ланге я много узнал о продвижении проекта «Призрака в доспехах», в частности о системе допусков, коих насчитывалось четыре. Третий, второй, первый и высший.

— Какой у вас допуск в проекте, — стараясь сделать тон как можно строже спросил я его.

— Высший, — думал он вытянется по струнке, но этого не произошло, ответил так же спокойно и с достоинством.

— Годится, — кивнул я и протянул руку, — Виктор Сомов.

— Очень приятно, — он крепко пожал ее.

— А кстати не подскажете какое звание носит обладатель этого мундира и к каким войскам относиться, — я показал на висящую форму.

— Обер-лейтенант, 26-я моторизированная дивизия, после реорганизации.

— Это что, меня в танкисты записали? — удивился я.

— Нет, вы обычный пехотный лейтенант.

— Так вот, — хмуро заметил я, — запомни и передай Мюллеру, я не состою в Вермахте и не гражданин Рейха. Форму, как и армию не люблю. Ни там, ни здесь. Предпочитаю оставаться гражданским.

— Понял вас, Виктор, — кивнул мне головой «переводчик».

— Так кто ко мне так рвется, что аж с утра записался, я ведь не участковый врач?

— Вот список, — он протянул мне два машинописных листов бумаги, — извините, но что такое «участковый врач»? Я хорошо знаю русский язык, но такого словосочетания не слышал.

— Вы фольксдойч, из поволжских немцев? — предположил я, пока отложив листки в сторону.

— Да, в конце двадцатых наша семья эмигрировала из России, то есть СССР.

Не знаю, действительно вольксдойч или «легенда». Впрочем меня это мало интересует.

— И как вам порядки в СССР?

— Я запомнил, как арестовали нашего соседа, только за то что он не хотел вступать в колхоз, и он вел большое хозяйство. Мне подобное показалось несправедливым.

— Хорошо, отложим этот разговор, как там насчет завтрака?

— Вот меню, — он вынул из папки и протянул еще один лист бумаги. Но уже не машинописный, а настоящее меню ресторана.

— Тогда чай, пару бутербродов с ветчиной, и половину яичницы, — заказал я, — вы как? Не присоединитесь?