Glaeddyv vort, beanna (GV, b) (СИ)

— А скажите, — Кальтон стал угрожающе подходить, пытаясь давить морально и не хилой дубинкой-авторитетом. Я предпочла остаться на месте: показать сейчас слабину означало загубить дело. Зато Йорвет и Геральт резко напряглись — взяли в руки оружие и были готовы атаковать в любой момент. — Кто бы другой это желал больше остальных? Жрецу или шпиёну? Нет, госпожа ведьмачка. Прынцу надобно это было больше всего, потому что при ней господские псы с нами должны считаться! — увидев, что я вновь не дрогнула под его напором, мужик вернулся на место, немного вжав голову в плечи.

— Да что вы заладили? — нахлынуло раздражение, но я быстро досчитала до десяти, вспомнила, что дома ждет мягкий, успокоительный котейка и более мирно сказала: — Шпион был из Каэдвена, и расчет его короля был прост: нет Саскии — нет и обороны города. Он собирался отдать вас на растерзание вражеской армии! Жрец же и вовсе считал ее дьяволом во плоти.

— Ольшан Стеннису сапоги вылизывал.

— Жрец пытался склонить его к участию в заговоре, — подтвердила я. Этот спор определенно вновь заходил в тупик, грозя остаться кровью монаршей особы. — Но мы не знаем, смог ли он сделать это или нет. Пока доказательств нет.

— Вот как, а Стеннис, значит, дитё неразумное? Ему каждый святошка что угодно может в вдолбить в голову?

Это стало напоминать срач в комментах к какой-нибудь политической фигне — процесс высококультурного интеллектуального взаимного метания вербальными фекалиями, ой, простите, обмена мнениями, которые в результате сводятся к диалогу в стиле «ты — дурак», «нет — ты дурак», «от дурака слышу!» Я вздохнула, закатывая глаза. Непрошибаемый ум — не хочется ему упорно понимать мои домыслы, ему хочется раскроить принцу череп. Халк злится, Халк крушит.

— Ольшан получил, что причиталось — Хенсельт ему башку раскроил! А теперь очередь Стенниса, — не унимался Кальтон.

— Это только слова, — он уже порядком достал своим тупоумием и железным упрямством. — Нет доказательств — нет вины. На том, что вы в корчме порешили, нельзя всерьез строить обвинение. Вам просто хочется разделаться с принцем, разве нет?

За моей спиной кто-то кашлянул, привлекая внимание. Крестьяне удивленно вытаращили глаза, меньше всего ожидая увидеть новую фигуру в нашем разговоре — перед нами предстал принц собственной персоной. Он выглядел намного лучше, чем во время нашей последней встречи — не такой бледный и напуганный, румяный, откормившийся, блистающий своей бритой черепушкой. В позолоченных парадных доспехах, с выражением наигранной мужественности на лице — прям сама брутальность и власть сосредоточились в этом теле. Сразу видно — монаршая морда, пусть пока без короны и почета.

— Чего вы добиваетесь? — обратился принц к толпе. — Осудить мою особу? Или, по-вашему, принц не отличается от ярмарочного вора? Вы стоите перед королевским высочеством! И смеете посягать на него!

Если принца когда-то учили ораторскому искусству, то ему срочно нужно казнить своего преподавателя за профессиональную непригодность. Кто ж будет указывать в такой ситуации на то, что ты выше простых смертных и тебе все можно, подобно солнцеликому? Видимо, Стеннис был не в курсе, как вести подобные переговоры, и откровенно свел на нет все мои старания по спасению его королевской задницы, и шансы дожить до выздоровления Саскии стремительно покатились вниз.

— Есть на этом свете преступление, которые можно простить! А есть те, которые нельзя, — продолжал надувшийся от самодовольства индюк-венценосец пытаться устроить собственное аутодафе. Может он того… Самоубиться решил все-таки? — Так же, как нельзя простить мать, убившую своего ребенка. Как нельзя простить мужчину, который перерезал горло брату! Так нельзя и простить преступление против того, кого на трон поставили сами боги. Кто поднимет руку на помазанника божьего — тот не может спокойно ступать по земле.

Ты вообще когда-нибудь историю изучал? Во все времена люди спокойно выкашивали королей пачками и ничего. Апокалипсиса не случилось — страны и народы продолжают существовать. А если почитать историю древнего Рима, то там вообще, от силы, три или четыре императора закончили свою жизнь самостоятельно, прожив, так сказать, положенное им время. И ты, видимо, решил присоединиться к небесной жизни. Если так, то передавай привет Фольтесту.

— А тот, кто отравляет девицу — он кто? — спросили из толпы. Принц даже на это не смутился и с выражением крайнего слабоумия продолжил:

— Во-первых, Саския жива, поэтому никто не может обвинить меня в ее смерти. Во-вторых, у вас нет никаких доказательств того, что я пытался ее убить. А в-третьих, я заверяю всех собравшихся, что не преступлю закона. Но судить меня может только она — Дева из Аэдирна.