Glaeddyv vort, beanna (GV, b) (СИ)

Прибежишь? Так и сказал? Какие у них там в эльфинаже разговоры вообще о моей персоне?! В этой, глубоко мужской компании, лишь слегка разбавленной женщинами, причем, зачастую, от мужиков отличающихся только вторичными половыми признаками?! И как лидер белок вообще смел говорить в такой манере?! Обо мне! Я ему что, собачка, что ли?! Может мне и еще и команды за вкусняшки выполнять?! Хотя, Йорвет был прав — побегу, как угорелая и вполне радостно повиливая хвостиком от восторга. Я продолжила сборы, проклиная наглую белку, его маму, которой зачем-то понадобился сын и мою персональную глупость. Киаран смотрел на сборы с непередаваемым сожалением, как на полоумную. Скорее всего, глубоко в душе, он жалел меня, которая так глупо повелась на обаяние его лидера, у которой вместо головы — тыква с Хеллоуина.

— Где сейчас Йорвет? — я закончила свои собирательства и готова была кинуться в атаку на лидера белок.

— Должен быть в своем доме, — ответил эльф. Я стремглав помчалась к выходу. — Он собирался спать, учти.

Я хлопнула дверью. Добежав до лестницы, ведущей в общий зал, развернулась, воротилась в комнату и попросила не забыть закрыть за собой дверь, когда Киаран решит уйти. Эльф только глазами захлопал, оставаясь один на один со своими мыслями и конкретно не понимая, почему я бросаю его одного в комнате, хотя могла бы пойти с ним. Просто втягивать его в чужие разборки было бы не культурно, да и ссориться мужикам из-за бабы вовсе не по понятиям, тем более что она — своя собственная. До эльфинажа я добралась со скоростью первой космической. Еще немного, и я вполне преодолею гравитационный барьер, улечу на орбиту этой захудалой планетки. На дорогу ушло даже меньше десяти минут. Зато лицо Йорвета было не передаваемым, когда я ворвалась, и тяжело дыша потребовала медальон прямо сейчас, немедленно, или я буду его бить. При этом для подкрепления данного заявления, я показала ему кулак. Памятуя о словах Киарана, на всякий случай я пригрозила еще и Геральтом, который давно искал мишень для тренировок и был слишком хорошим человеком, чтобы бросить даму в беде. Но на белку такие угрозы не подействовали ни в каком виде, эльфа только пробрал смешок. Йорвет долго разглядывал мое, раскрасневшееся от напряжения и быстрого бега, лицо, меланхолично почесал подбородок и, наконец, коротко бросил таким тоном, будто бы это было само собой разумеющееся дело:

— Я его выкинул.

Я опешила. В голове осталась пустота, явственно повествующая о том, что скоро в этой комнате будет труп. И не мой, а, скорее всего, одного заносчивого эльфа, у которого что-то не так с головой. Кащенко* по нему плачет горючими слезами, Фрейд бы на таком образце опыты ставил, а медуза признала бы в нем собрата — столько лет живет, успешно уходит от смерти, а все без мозгов.

— Ты что, издеваешься надо мной? — я почти закричала, разбудив отдыхающих собратьев лидера скояʼтаэлей и перепугав остальных, кто находился в комнате. Боковым зрением я увидела, что за нами, не скрывая любопытства и без зазрения совести (чуть ли не разрастив уши до огромного размера, как в мультиках), наблюдают вообще все соседи Йорвета, некоторые даже радовались тому, что находятся в первых рядах. Эльфы с улицы, увлекшись на звук, заглядывали через дверь и в окна, ожидая драмы или, хотя бы, сцены насилия, драк и, как апогей, убийства.

— Да, — откровенно признался эльф. — Я посмотрел — вещица не больно ценная. Вряд ли твоя тетя, или бабушка, кто его тебе там завещал? Стала бы хранить всю жизнь такую безвкусицу. И я ее выкинул. Если ты захочешь, я куплю тебе любую другую на выбор.

— ЧТОБЛЯДЬ?! — заорала я что есть мочи. Когда мы ругаемся, мы похожи на рок-группу на концерте — начинаем с нового материала, а заканчиваем старыми хитами. На бешеную белку посыпались обвинения во всех грехах и проступках, от Флотзама и до сего момента включительно, на что мне отвечали по началу вяло, но набирая обороты ближе к концу выпадов не менее злобно, обвиняя в дурости и неумении держать свой язык за зубами. Все это начало перерастать в один большой крик, с самым разными речевыми оборотами. Можно даже не стесняться в выражениях, боясь подмочить репутацию в его глазах — Йорвет окончательно испортил все, что могло быть между нами в теории и практике. Выдыхаясь, я понимала, что спорить с ним, все равно что требовать от похоронного бюро увеличения месячного плана. Потому я решила, что если через пять минут не уйду отсюда, то здесь будет грандиозный термоядерный взрыв — так сильно я кипела. Из последних сил я выкрикнула:

— Где ты ее выкинул, сволочь остроухая?

— Не помню, либо на рынке, либо где-то около трактира, либо… — прошипел он, но на этом месте решил сделать риторическую паузу, заранее зная, какую реакцию вызовут его последние слова: — У дома Саскии.