Глаголь над Балтикой

- Мир, Николай. Все, война окончена. И мы, в общем-то, проиграли - с несвойственной ему тоской ответил лейтенант. Затем одарил Николая долгим задумчивым взглядом.

- Что-то у Вас, мон шер, выражение лица самое загадочное, прямо как у кота Васьки, стрескавшего тазик хозяйской сметанки... А это, в сочетании с явно просматривающимся засосом на Вашей нежной шейке наводит на интеррреснейшие размышления!

Николай, покраснев, инстинктивно одернул ворот рубахи.

- Тогда, как я понимаю, у тебя есть целых два повода нализаться, причем один из них - приятный - подытожил князь Еникеев и более к этой теме не возвращался.

Утром Николай затемно был на полянке. И на следующее утро, и много еще... увы. Больше он никогда не видел Хитоми, а все попытки ее разыскать закончились фиаско. Николай попробовал разыскать хозяев домика, в который привела его девушка, но нашел лишь слуг, объясниться с которыми не получилось - они не владели ни английским, ни французским, ни, конечно же, русским, ну а говорить по-японски Николай так и не научился.  

Тем не менее, поняв, что ему не суждено больше увидеть Хитоми, мичман не захандрил, как можно было ожидать. История эта казалась ему сказкой, необычным приключением, словно бы выписанным на холсте кистью художника. Созидание прекрасно, но все же наступает миг, когда творец в последний раз неуловимым мановением руки бросит последний штрих, придав рисунку совершенство, но после этого уже не будет ничего. Николай понял ли, почувствовал ли, что эта история завершена и теперь пребудет в его памяти с ним вечно. Но прошлое осталось в прошлом, теперь же его спутниками стали лишь легкая, светлая тоска по ушедшему, верный боккэн и прекрасная японская осень. И еще - забавное японское стихосложение под названием "хайку", о котором рассказала ему Хитоми в одну из их встреч.

Водная гладь

Для кого отражает

Осеннее небо? (авт - Хара Ютака)

ГЛАВА 11

Граф решительно не понимал, что здесь, черт побери, происходит.

Его соперник замер перед ним в обычной фехтовальной стойке - правая нога шаг вперед, колени слегка согнуты, но на этом сходство с классической школой заканчивалось - шашка кавторанга пребывала в ножнах, заткнутых за шутовской матерчатый пояс.  И что бы это значило? Такое положение противника представлялось полным абсурдом, ведь стоит графу ударить в длинном выпаде, его соперник не сможет парировать удар, да и отступить вряд ли успеет. Может и успел бы отскочить, будь дуэль подвижной, но с учетом левой ноги на привязи - нет. Конечно шашка не сабля, колоть ей то еще удовольствие... но все равно. И что, господин Маштаков не понимает этого? Граф Стевен-Штейнгель справедливо полагал, что его искусство фехтования на два порядка выше умения моряка, но в знании азов сопернику не отказывал. Кавторанг не может не знать, насколько уязвима его позиция. И все же подставляется под удар? Что за дурацкая буффонада? Или не буффонада? Совершенно невозможно, чтобы моряк вот так покорно склонил выю на заклание, значит...  Значит, есть у него какой-то туз в рукаве и Маштаков считает себя в силах парировать атаку. Но как? Что можно сделать из такого положения? Этого штабс-ротмистр понять не мог.

Какой-то сверхбыстрый удар из ножен?

Граф не слишком любил изучать различные техники фехтования, предпочитая совершенствоваться в классическом каноне. Ему доводилось краем уха слышать об искусстве моментально обнажения клинка, вроде бы бытующем среди народов Кавказа. Но что там к чему разбираться не стал, посчитал ненужным, да вот и зря, как выяснилось. Глядя в холодно-спокойные глаза кавторанга, граф был уверен - его противник знает, что делает.  Кавторанг словно приглашал графа к длинному выпаду, подставляясь под удар. А это могло означать только одно - он приготовил какой-то сюрприз, вся эта галиматья с поясом и шашкой в ножнах -  ловушка, но вот понять бы еще, в чем она заключается... "Я больше опасаюсь шашки на поясе кавторанга, чем в его руке" - промелькнула мысль. Смешно, конечно, но это правда - ничто не удивит графа в споре клинков, но демонстративный отказ брать оружие в руки таит в себе непонятную и тем самым грозную опасность. А может, никакой опасности и нет? Может, кавторанг просто переоценивает свои силы? Но так глупо... нет. Ни к чему рисковать. Кавторанг очевидно напрашивается на длинный выпад и граф Стевен-Штейнгель почти не сомневался в том, что этот его выпад завершит дуэль. 

Однако за долгие годы занятий и учебных поединков с первоклассными фехтовальщиками обеих столиц, штабс-ротмистр до мозга костей проникся одной простой максимой, коей и следовал всегда, не пожалев о том ни разу. Никогда нельзя идти на поводу у соперника, каким бы выгодным это не казалось. И сейчас инстинкт вопил, протестуя против выпада, который вроде должен был решить исход поединка. Маштаков слишком хочет этого, напрашивается на удар, а значит, наносить его нельзя. Для того, чтобы победить, не нужно стремиться решить бой одним ударом, следует заставить кавторанга взять шашку в руки.