Глаза дракона

Исчезновение Стаадов было лишь вскользь упомянуто в пивных в заполненную событиями неделю – четыре казни, повышение налога на владельцев лавок и заключение в тюрьму старухи, которая три дня и три ночи бродила вокруг замка, крича, что ее сына забрали и мучают за то, что он выступал против нового налога на скот. Но когда Питер услышал из разговора тюремщиков о Стаадах, сердце его замерло.

Цепь событий, приведших к исчезновению семьи его старого друга, была теперь до ужаса знакомой всем в Делейне. Топор палача уже сильно сократил количество делейнской знати. Многие погибли потому, что их семьи служили королевству сотни, а то и тысячи лет, и они не могли поверить, что их может постигнуть подобное несчастье. Другие бежали, спасаясь от той же участи. Среди них были и Стаады.

Ходили слухи, с опаской передаваемые в самые уши, что бежавшие дворяне не просто бежали, а собрались где-то, быть может, в диких лесах на севере, и поклялись свергнуть короля.

Эти истории доходили до Питера, словно принесенные ветром, но он не давал надежде слишком глубоко проникнуть в свое сердце. Вместо этого он работал над веревкой. В первый год веревка каждые три недели удлинялась на восемнадцать дюймов. В конце года у него был трос длиной в двадцать пять футов, вроде бы достаточно прочный, чтобы выдержать его вес. Но между спуском на веревке с высоты потолочной балки и с высоты в триста футов имелась определенная разница, и Питер знал это. Его жизнь в буквальном смысле висела на волоске – на этом тонком тросе.

И двадцати пяти футов в год явно было недостаточно; он мог надеяться на осуществление своего плана лишь через восемь лет, а доходившие до него слухи становились все тревожнее. Королевство должно устоять; нельзя допускать хаоса и мятежа. Справедливость должна быть восстановлена законным путем, а не огнем и мечом. Перед законом все равны – он, Томас, Левен Валера, даже Флегг.

Как понравились бы эти его мысли Андерсу Пейне!

Питер решил, что должен попытаться бежать как можно скорее. Он снова и снова делал вычисления в уме, чтобы не оставлять следов, обещая себе, что не допустит ошибки.

На второй год он начал брать по десять ниток из каждой салфетки, на третий – по пятнадцать, на четвертый – по двадцать. Веревка росла. В конце второго года пятьдесят восемь футов; в конце третьего – сто четыре, в конце четвертого – уже сто шестьдесят.

До земли оставалось еще сто сорок футов.

В последний год Питер начал брать по тридцать ниток из каждой салфетки, и это впервые стало заметно – края салфеток были теперь как будто изгрызены мышами. Каждый день он ждал, что его хитрость будет обнаружена.

75

Но его так и не разоблачили. Питер не спал ночами, думая, что делать, если кто-нибудь увидит испорченные салфетки и это станет известно Флеггу. Он исходил из того, что салфетки берутся из какого-то ограниченного запаса – что-то около тысячи – и возвращаются к нему снова и снова. Правду знал только Деннис, но Питер не мог его спросить; иначе это сберегло бы ему два года работы. На самом деле там, откуда брали салфетки для Питера, их хранилось не тысяча, не две, даже не двадцать, а почти полмиллиона.

Под замком был подвал размером с бальный зал, и он был заполнен одними салфетками – бесчисленным количеством салфеток. Неудивительно, что их запах показался Питеру затхлым; они лежали там со времен, не так далеко отстоящих от заключения несчастного Левена Валера, и их существование по иронии судьбы тоже, хоть и косвенно, было работой Флегга.

В те времена он сумел погрузить Делейн в столь желанный для него хаос. Валера лишился прав на трон, и его место занял безумный король Алан. Проживи он еще лет десять, и страна утонула бы в крови… Но Алана поразила молния, когда он в грозу играл в кости на заднем дворе своего дворца (я уже сказал, что он был безумен). Говорили, что сами боги послали эту молнию. Наследовала ему племянница Кайла, Кайла Добрая… и от нее прямая линия вела к Роланду и его сыновьям, о которых идет речь в этой истории. Это она, Кайла Добрая, вывела страну из мрака и нищеты, почти опустошив для этого королевскую сокровищницу. Она и так изрядно опустела за время дикого царствования Алана II, короля, который иногда высасывал кровь из отрезанных ушей своих слуг и считал, что умеет летать; короля, который больше интересовался магией и некромантией, чем благосостоянием своего народа. Кайла знала, что после безумств Алана ее подданным нужны спокойствие и забота, и для начала решила дать работу всем, кто мог работать.

Все старики, которые не могли восстанавливать развалины или строить новые стены замка, стали делать салфетки – не потому, что салфетки были нужны (мы уже говорили, что бо`льшая часть делейнской знати обходилась без них), а потому, что нужна была работа. За двадцать лет хаоса руки людей стосковались по работе, и они трудились с охотой, прилежно склоняясь над ткацкими станками, такими же, как в кукольном доме Саши… только намного больше.