Максим в сомнении остановился у стеллажа с фарфоровыми статуэтками. Подумал, что здесь, как и в особняке на Пречистенке, не найдёт ничего важного. Захотелось развернуться и уйти. Если бы рядом не было Ани, он бы так и поступил. К тому же дома ждала установленная в маминой комнате скрытая камера.
Когда Максим признался, что не может получить доступ к маминой почте, Дима сразу предложил воспользоваться его шпионским набором, а в понедельник вечером привёз камеру – неприметную, сделанную в форме брелока. Заложили её в папку с университетскими работами Максима. Она давно лежала на столе и подозрений не вызывала – с тех пор как Максим перешёл на мамин компьютер, он нередко оставлял у неё свои бумаги. Камера была направлена на клавиатуру. Аккумулятора и внутренней памяти хватало на шестнадцать часов автономной работы, и Дима рассчитывал заснять, как Екатерина Васильевна вводит пароль. Максиму эта затея не понравилась, однако он понимал, что другого выхода у них нет. Ему нужно было добраться до переписки с краеведом.
– Ты чего? – Аня уже прошла вглубь магазина и теперь вернулась за Максимом.
– Всё в порядке. Идём.
Серый, местами растрескавшийся потолок казался непривычно низким, давящим. Матовые трубки люминесцентных ламп издавали едва различимое гудение, а две хрустальные люстры висели исключительно для продажи, в них даже не было лампочек.
Через узкий проход между сгруженных одна на другую картин в массивных резных рамах Аня и Максим пробрались к столу продавца.
На столе неровными стопками возвышались книги в потемневших переплётах и синие, ещё не запечатанные почтовые коробки с бережно выведенными именами и адресами. С краю лежала раскрытая подшивка «Брачной газеты» за 1917 год.
«Кине-Режиссеръ (военный), 26 лѣтъ, серьезный, ищу жену-друга, любящую искусство, съ капиталомъ не менѣе 40,000 рубл. для собственнаго производства кинематографическихъ лентъ, барышню или вдову не старше 35 летъ. Званiе и красота безразлично. Прошу писать серьезно».
«Надоѣла неполная жизнь безъ любви, безъ нѣжнаго чувства, откликнись недурная, честная, интеллигентная, не меньше средняго роста, добродушная дѣвица. Мнѣ 20 лѣтъ, состою на государевой военной службе, фармацевтъ».
Прочитав последнее объявление, Максим усмехнулся. Вспомнив, что Анин отец возглавляет московский филиал какой-то фармацевтической компании, показал Ане газету и только сейчас увидел, что за столом сидит продавец.
Это был невысокий мужчина лет пятидесяти, с сальными волосами, приглаженными так, чтобы хоть отчасти прикрыть лысину на макушке. Одетый в коричневую двойку и полосатую рубашку с закатанными рукавами, он застыл над клавиатурой и теперь с интересом разглядывал Максима.
– Вы Покачалов, – уверенно сказал Максим.
Продавец неопределённо кивнул, а в его взгляде промелькнул страх.
Максим наконец понял, почему захотел уйти из магазина, едва они с Аней пересекли его порог. Ум услужливо подбрасывал противоречивые доводы, но истинная причина была проста: Максим опасался именно такого взгляда. Взгляда, в котором страх перемешается с узнаванием. Максиму было неприятно, что он в свои девятнадцать так похож на отца.
– Мне нужно с вами поговорить.
– Вот как. – Покачалов убрал руки от клавиатуры. – И о чём же?
Максим замешкался. Чувствовал, что разговор нужно начать как-то иначе. Голова теперь болела ещё сильнее. Пульсировала тупыми уколами под теменем. В магазине было пыльно, душно, а к общему раздражению примешивалось недовольство собой. Максим так толком и не подготовился к этой встрече. Надеялся, что слова найдутся сами.
– Вы уж простите, что мы пришли вот так сразу, – улыбнулась Аня, – надо было, конечно, позвонить. Но мы не знали, открыта ли до сих пор «Изида». Ведь столько лет прошло.
Аня говорила вежливо, но здесь её улыбка ничего не значила. Покачалов даже не посмотрел на неё, а только прошептал:
– Любопытно, да, любопытно.
– Когда вы в последний раз видели моего отца? – прямо спросил Максим.
Покачалов бережно провёл по макушке ладонью. Затем как-то рассеянно усмехнулся и кивнул, словно продолжая внутренний разговор. Максим с напором повторил вопрос.
– Вашего отца? О ком вы?
– О Шустове Сергее Владимировиче.
– А, так вы, стало быть, его сын?
Если Покачалов надеялся изобразить, что только сейчас узнал Максима, то сделал это неубедительно.
– Я хочу знать, над чем работал отец в последний год. Перед тем как исчез.
–
– А разве нет?
– Не знаю, не знаю. Всё может быть.
– Отец работал на Скоробогатова.
– Предположим.
– И подключил к этой работе «Изиду».
– Всё может быть.