Глаза смерти

– Мы сами всего не знаем, – Аня пожала плечами. – Думали найти ответы здесь, – Аня показала на пустую коробку, затем взглянула на оставленный Максимом листок.

– Вот как… Да, понимаю… – Покачалов растерялся.

Максим наконец понял, чего добивалась Аня. Всё равно злился на неё, но заставил себя молчать. Ждал, что произойдёт дальше.

– И как? Как она?

– Получше, – осторожно ответила Аня. – Но ей пришлось тяжело.

– Да уж, – Покачалов отчего-то коснулся предплечья левой руки. – Понимаю.

– Она лежит в Первой Градской. Вы приходите.

Аня развернулась, готовая пойти вслед за Максимом, но тут Покачалов её остановил:

– Послушайте.

Аня и Максим замерли. Терпеливо ждали, пока Покачалов весь оботрётся влажным платком и, одолевая сомнения, заговорит. Теперь его голос не был таким издевательски услужливым.

– Мне правда жаль, что с Катей вот так… Я не думал, что всё это опять всплывёт. Думал, всё закончилось. И когда вы… Я думал, это Шустов… Ведь это не он вас подослал? Конечно, нет. Было бы глупо…

– Почему в коробке ничего нет? – с дрожью спросил Максим.

Не хотел подыгрывать Ане, но сделал так вопреки собственному желанию. Представил, что мама в самом деле попала в больницу. На неё напали. Разбили ей голову, как и отчиму. И внутри гнев смешался с отчаянием. Горьким осознанием собственного бессилия.

– Шустов сам всё забрал. Ещё в десятом году.

Тот самый год, когда отец прислал маме «Особняк» Берга. Год, когда он в последний раз дал о себе знать.

– Всё забрал и оставил это, – Покачалов тряхнул листком со стихотворением. – И будь я проклят, если понимаю, что это значит. Вы уже не первые, кто обо всём этом спрашивает. Тогда же, в десятом году, сюда приходили другие люди.

– Кто?

– Не знаю. Но они оставили автограф. Я бы сказал, сигнатуру. Хотите взглянуть?

Максим растерянно посмотрел на Аню.

– Вот.

Покачалов повыше задрал рукав, и Максиму стало не по себе. Живот стянуло холодом. Аня, не сдержавшись, охнула и отступила на шаг ближе к Максиму.

Предплечье левой руки, под самым локтем, у Покачалова было изуродовано прямоугольными, наложенными друг на друга ожогами. Его будто клеймили раскалённым железом – снова и снова, одно клеймо за другим.

– Так что, поверьте, я знаю, каково пришлось Кате. Её… Она…

Покачалов не мог подобрать слов. Потом мотнул головой и отошёл к стеллажам. Опустил рукав и прижал ожоги ладонью, будто они даже сейчас, восемь лет спустя, продолжали болеть.

– Мне, считайте, повезло. Они поверили, что я ничего не знаю. И это правда. Шустов особо не распространялся об этом деле. Поручал нам искать кое-какие детали, рыться в архивах, но не более того. Да и у меня, к счастью, не было семьи.

Покачалов говорил, отвернувшись к стеллажам. Его голос глухо расходился по заставленной коробками комнате.

– А вот Косте повезло меньше.

Максим догадался, что Покачалов говорит о Сальникове – мама упоминала его. Один из пяти основателей «Изиды». Тот самый, что был на фотографии из Ауровиля.

– У Кости были жена и дочка. Да…

Покачалов нервно протёр голову платком. Взъерошил волосы – обнажил облысевшую макушку, но, кажется, не заметил этого.

– И я видел, что с ними сделали. Видел… А потом они взялись за меня. Но мне повезло, да, повезло. А вот про Костю я с тех пор ничего не слышал. А меня, конечно, оставили, чтобы ждать. Да, вот так.

Покачалов резко повернулся. В его глазах были слёзы. Раскрасневшееся лицо лоснилось от пота, и Покачалов продолжал настойчиво обтираться платком.

– Они дали мне телефон. Сказали, чтобы я позвонил, если вдруг вернётся Шустов. Восемь лет назад! Посадили меня тут, как собаку на привязи. А с месяц назад они заявились опять. Думаете, мне было приятно… Я тогда сразу понял, что история повторяется. Они сказали, что всё равно узнáют, если Шустов здесь нарисуется, и тогда мне не повезёт так, как в первый раз. Понимаете? И да, когда вы отсюда уйдёте, я позвоню. Потому что… Я сделаю это. И сразу вам говорю.

Аня опять взяла Максима за руку, теперь сдавила крепко, в отчаянном страхе.

– Я не мой отец, – неверным голосом произнёс Максим.

– Ты Шустов. Этого достаточно. Я не буду рисковать. Я мог бы уехать, но решил дождаться, пока появится твой отец. Потому что так больше нельзя…

– Здесь моего отца нет. Вам незачем звонить.

– Неважно, неважно. Слышишь? Неважно! Я не буду рисковать. Но если они уже добрались до вас, то… Хуже вам не будет, а я… – Покачалов опять коснулся предплечья обожжённой руки. – Эти люди… Они способны на многое. Они ни перед чем не остановятся.

– Кто они? – Головная боль была нестерпимой. От духоты, от страха. И непонимания, что делать.

– Этого я не знаю. И не хочу знать. Я в глаза не видел Скоробогатова. И надеюсь, что не увижу.

– Вы же сказали, он приходил к вам месяц назад? – вмешалась Аня.

– Нет. Что? Ах, – Покачалов рассмеялся своим неприятным булькающим смехом. – Думаете, он сам приходил? Напрасно.

– Кого он прислал? – спросил Максим.