– Послушай. Я не знаю, во что вляпался Шустов. Он… Твой отец, когда забирал архив, сказал мне: «Тебе лучше ничего не знать. Забудь, что видел. И молчи». А я это повторю сейчас вам. Забудьте. Я не знаю, откуда вы взяли это… – Максим понял, что Покачалов говорит о распечатанной рентгенограмме. – Сожгите. И отдайте им всё, что у вас есть. Чего бы они ни просили. Просто отдайте.
– Мама нашла этот символ на…
– Нет! – истерично взвизгнул Покачалов. – Я сказал, не хочу ничего знать! Прошу вас, уходите. И не возвращайтесь сюда.
Его крик отозвался колючим ударом под теменем и неприятно напомнил, как кричал Шульга со сломанными пальцами.
– Мы уйдём, – твёрже ответил Максим. – Но вам придётся рассказать нам всё, что вы знаете.
– Придётся?!
– Да. Иначе я буду приезжать в «Изиду» каждый день.
– Что?
– Буду ходить по улице. Иногда буду отправлять к вам курьера с какой-нибудь запиской.
– Что…
– Да. Буду присылать вам такие же стихи. Каждый день. И приносить в магазин пустые свёртки. Зашёл со свёртком. Смял его, спрятал под рубашку и вышел с пустыми руками.
Покачалов потрясённо смотрел на Максима, стараясь понять, зачем он всё это говорит.
– Вы же сами сказали, люди Скоробогатова обо всём узнáют. Значит, они следят за «Изидой». Значит, вам придётся им всё объяснять. Вот и объясняйте им, что я тут делаю и что вам передаю.
Максим выдавил это со злобой, с отвращением к самому себе. Понимал, что поступает нечестно. Покачалов не заслужил такого отношения. Он был лишь очередной жертвой безрассудных поступков отца. Но Максим не знал, как иначе заставить Покачалова говорить, и готов был на многое, чтобы защитить маму, Кристину, да и Шмелёвых, по своей глупости позволивших втянуть себя в эту историю.
– Что тебе нужно? – бессильно спросил Покачалов.
– Кто приходил к вам месяц назад?
– Не знаю. Женщина какая-то. Молодая. Девушка… Я её раньше не видел. Говорила только она. А с ней был… он зверь, монстр… Это он тогда… – Покачалов сильнее сдавил обезображенное предплечье.
– Опишите его.
– Чёрная борода, короткие волосы. Огромный такой… О, поверьте, вы сразу поймёте, что это он, когда увидите. А вы теперь его точно увидите.
– Что означает этот символ? – Максим опять достал распечатку рентгенограммы.
– Не знаю.
– Говорите!
– Да не знаю я, не знаю! Видел, у Шустова была такая статуэтка.
– Статуэтка?
– Да. Базальт, конец восемнадцатого века. Он как раз пытался найти ещё такие. Дал нам фотографию и сказал искать по всем барахолкам и антикварным лавкам. Но что они означают, не говорил. Искал их по всей Европе.
– А картина?
– Какая именно?
– Их было много? – оторопел Максим.
Покачалов, уперев руки в стол, склонил голову и теперь давился смехом. Капли пота срывались со лба и мягко падали на полированную столешницу.
– Что здесь смешного?
– Вы ничего… ничего не понимаете, так? Думаете разобраться? Понять? Но вы, чёрт возьми, даже не знаете, куда суёте свой нос.
– Так просветите нас.
– Просветить… Ну да.
– Речь об этой картине, – Аня нашла на своём телефоне фотографию «Особняка» Берга, которую сделала ещё в Петербурге.
– Не знаю.
– Вы даже не взглянули.
– И не собираюсь. Картина… Их было много. Целый список. Я не знаю, зачем они понадобились Шустову. Точнее, Скоробогатову. Но догадываюсь, что дело было не в них. Это лишь звено. Крохотная деталь одного огромного пазла.
– Они искали город? – наугад бросил Максим. – Город с колониальными домами, в окружении…
– Не-знаю-нет-нет-уйдите! – в диком порыве, ломая голос и ударяя ладонями по столу, закричал Покачалов.
Дёрнул головой, и пот брызнул с его лица. Между губ протянулись нити белой вспененной слюны. Покачалов, приоткрыв рот, дышал тяжело, протяжно, и нити изгибались в такт его дыханию.
Крик гулко хлестнул по темени. Максим, не сдержавшись, простонал. Покачалов, кажется, даже не заметил этого, однако Аня встревожилась:
– Макс…
– Подожди.
– Уйдите, я прошу вас. – Покачалов уже не кричал. Только жалобно выдавливал из себя слова. Навис над столом так, что задрожали руки. Казалось, он упадёт в обморок.
– Но это возможно? – не отставал Максим.
– О чём вы…
– Что отец и Скоробогатов искали именно город?
– Не знаю… Шустов много чего искал… Города, святилища, храмы, сундуки… Откуда мне знать… Уходите…
Аня переступила через порог и потянула Максима за руку.
– Вы хорошо знали отца. Лучше, чем я.
– Сомневаюсь, что кто-то вообще по-настоящему знал Шустова… Даже Катя…
– Что там, в этом городе, могло быть такого? Почему отец пожертвовал всем: семьёй, друзьями, работой? Быть может, жизнью?
– Не знаю… – Покачалов безостановочно мотал головой. Волосы на макушке топорщились чёрными масляными стрелами; он не замечал этого, не пытался их пригладить. – Шустова… его интересовали тайны… Только тайны… И он всему знал цену… И если всем пожертвовал, значит, эта тайна была великая.
– Mysterium tremendum, – обречённо произнёс Максим.
Покачалов опять сдавленно захихикал. Это словосочетание было ему знакомо, и, судя по всему, даже слишком хорошо.
– Пойдём, – позвала Аня.