Глазами, полными любви

Натка не знала подробностей биографии этой странноватой немолодой одинокой женщины. Она гадала, каким образом судьба забросила мадам Дугальскую в их глухой угол. По причине нелюбви к физре сблизиться с объектом любопытства не представлялось возможным. Зоя Максимовна тоже хранила молчание – либо ничего не знала о новой коллеге, либо не хотела распространяться.

Обсуждение учителей в семье директора совхоза не приветствовалось. Разве что по-соседски комментировалось иногда житье-бытье молодых специалистов Скворцовых, постигавших основы деревенского хозяйствования. Когда у физички родился первенец, крепенький белобрысый байбачок Данилка, в его воспитании приняло участие все семейство Черновцов. Молодые учителя при любом удобном случае подкидывали младенца соседям, будто своим родственникам.

Как только малыш подрос, научился крепко стоять на ногах, он частенько сбегал от матери и мчался через огород прямо к «бабе Зое». У той для беглеца всегда имелось в запасе какое-нибудь лакомство. Особенно ребенок уважал газировку «Буратино» и «Дюшес». Если в доме соседей оказывался желанный напиток, Данилка мог, не останавливаясь, самозабвенно выдуть целую бутылку. Однако процесс питья то и дело прерывался обратным процессом писанья. Поэтому Зоя Максимовна сразу усаживала гостя на горшок, вручала ему «Буратино» и спокойно занималась готовкой обеда для своей семьи.

Когда Данилка научился говорить, перед тем как отправиться в Новосибирск к родной бабушке, он гордо заявлял Зое Максимовне:

– Мы все моложены, мы все пиложены, мы всё в этом голоде созлем!

Кто из взрослых научил его такой присказке, неизвестно, но, глядя на тугие щеки-булочки соседского мальчика, в это легко верилось. За судьбу «пиложеных и моложеных» можно было не переживать: залежаться на прилавках торговых точек им не грозило.

Если малыша спрашивали: «Данька, что делают твои родители?» – тот, не задумываясь ни на секунду, спокойно отвечал:

– Водочку пьянствуют.

Вот уж действительно, устами младенца…

Разумеется, никакими пьяницами его папа с мамой не были, но по праздникам у них иногда собиралась компания молодых одиноких педагогов. Появлялся повод распить бутылочку-другую, вспомнить про однокурсников, побренчать на гитаре. Кто-то из великовозрастных шутников и научил ребенка отвечать про «водочку пьянствуют».

По прошествии времени Наталья Алексеевна вспоминала об убогости школьной жизни времен своего детства не с насмешкой, а, скорее, с симпатией и жалостью. Ограниченность педагогов узкими рамками школьной программы, их затюканность бытом, неумение разбудить в учениках интерес к своему предмету во многом объяснялись нищетой существования, ежедневной борьбой за элементарное выживание.

Уважения заслуживало хотя бы то, что никто из них не спивался от тоски и безнадеги. Каждый, кто как мог, нес свой крест, по мере способностей все же не уставал сеять разумное, доброе, вечное. По крайней мере, пытался. Даже постоянно находившийся подшофе трудовик Егор Иванович вносил свою лепту в воспитательный процесс, обучая питомцев выбивать зубилом из куска жести выкройки детских ведерок, а потом при помощи молотка и плоскогубцев превращать полуфабрикаты в готовые изделия.

…«Такая жалость!» – подумала с теплой улыбкой Наталья Алексеевна, подъезжая к очередной станции и вглядываясь в темные строения, смутно маячившие за окном. Этот навык так и не пригоди

лся ей в жизни. С тех замечательных пор зубило больше ни разу не доводилось держать в руках, даже на даче, где порой приходилось выполнять весьма заковыристые работы…

* * *

В монотонном потоке обыденности происходили время от времени события, озарявшие серенькую деревенскую жизнь ярким светом. Родители Натки, несмотря на огромную занятость, делали все возможное, чтобы по мере возможности приобщать детей к культуре. В семье старались читать, смотреть серьезные фильмы, обсуждать их сообща. Иногда Черновцы всей семьей отправлялись в Новосибирск, совмещая культпоход в театр с визитом к городским родственникам.

Иногда в Новосибирском академическом театре оперы и балета давали спектакль для всего района. В такие дни из Курундуса отправлялась электричка, которую от первого до последнего вагона заполняли жители сел Тогучинского района. Представление (чаще всего это был балет) начиналось часов в двенадцать дня. Перед увертюрой на сцену выходил представитель театра и объявлял: «Постановка посвящается нашим замечательным хлеборобам, животноводам и механизаторам!»