Глина

Впервые после того, как мне едва удалось выбраться из передряги во «Всемирных печах», появилась возможность продиктовать отчет.

Наговаривать текст на старомодный самописец, какая трата драгоценного времени. Тем более что я в бегах. У Серых все иначе: субвокальные рекордеры, встроенные для описания всего, что они видят, слышат и думают в реальном настоящем времени! Конечно, это намного удобнее. Но я всего лишь Зеленый, даже если меня перекрасили. Дешевка. И уж если отчет о моем участии во всем этом…

Вот и призовой вопрос.

Отчет для кого?

Не для реального Альберта, моего создателя, который наверняка мертв. Не для копов, которые расчленят меня, как только увидят. Не для моих серых братьев. Черт, мне даже думать о них страшно.

Тогда зачем? Кому все это нужно?

Может быть, я и Франки, но я не могу не представлять себе Клару, воюющую в далекой пустыне и не подозревающую о том, что ее реальный любовник поджарен ракетой. Ей нужно утешение по-современному — услышать рассказ обо всем случившемся от двойника, оставшегося без владельца. От призрака. То есть от меня, потому что я единственный уцелевший дитто. Даже если я и не чувствую себя Альбертом Моррисом.

Вот так, дорогая Клара. Письмо-призрак, чтобы помочь тебе справиться с первым приступом горя. У бедняги Альберта были свои недостатки, но он по крайней мере любил. И у него была работа.

Я находился там, когда это случилось. Я имею в виду «атаку» на «Всемирные печи». Мимо меня промчался Серый № 2, весь какой-то пятнистый, обесцвеченный. Что-то разъедало его изнутри, что-то ужасное, готовое взорваться. И мне ничего не оставалось, как смотреть на него. Он пробежал мимо, едва взглянув на меня и хорька-дитто Пэла, сидевшего на моем плече, хотя мы только что прошли через ад, чтобы проникнуть на территорию комплекса и спасти его!

Не обращая внимания на наши крики, он отчаянно метался, словно искал что-то, а потом нашел — место, где можно умереть, не погубив других.

Если не считать бедняги оператора погрузчика, так и не понявшего, зачем какому-то незнакомцу понадобилось вдруг влезть ему в задницу! Для великана-дитто это стало первым неприятным сюрпризом. Он взревел и стал распухать, увеличившись в несколько раз, как воздушный шарик. Я решил, что бедолага лопнет! И тогда всем нам будет крышка. Без вариантов. Всем на фабрике. Всем «Всемирным печам». Может быть, всем дитто в городе?

Представьте только, всем архи придется все делать самим! Конечно, они знают, как что делать. Но ведь все так привыкли жить во множественном числе. Вести несколько параллельных жизней! Куча народу просто тронется, если у них останется только одно тело.

К счастью для нас, несчастный погрузчик перестал надуваться… в самый последний момент. Он стоял, как удивленная рыба-пузырь, оглядываясь, крутя головой, будто хотел сказать: «Эй, этого мой контракт не предусматривал». Потом он как-то померк, потемнел. Глиняное тело содрогнулось и замерло.

Не позавидуешь. Я бы не хотел так кончить.

После этого все закрутилось в водовороте хаоса. Зазвенели звонки. Оборудование отключилось. Рабочие-големы остановились, а фабрику заполнили спасательные отряды, в задачу которых входило предотвратить распространение опасности. Я видел проявления безрассудной смелости… точнее, это была бы безрассудная смелость, если бы спасатели не являлись дубликатами. Но все равно надо обладать немалым мужеством, чтобы подойти к раздутому телу. Из распухшей массы сочилась какая-то жидкость, и каждый, кто пытался убрать хотя бы каплю, падал, сотрясаясь от боли.

И все же основная часть яда осталась внутри погрузчика. А когда он начал разлагаться, разъедаемый изнутри, пурпурные чистильщики уже развернули шланги, заливая все вокруг антиприоновой пеной.

Потом прибыло начальство. Не реальные люди, а целая толпа серых ученых в белых халатах. За ними явились синие големы — полицейские, а следом и серебристо-золотистый двойник самого шефа «ВП», вика Энея Каолина, который с ходу потребовал объяснений.

— Давай, — сказал хорек-дитто Пэлли, сидевший у меня на плече, — сваливай отсюда. Ты теперь Оранжевый, но босс может узнать твое лицо.

Однако мне хотелось остаться и выяснить, что же все-таки случилось. Может быть, помочь снять подозрения с бедняги Альберта. Не дать опорочить его имя. А что ждало меня там, за оградой «ВП»? Чем мне там заниматься?

Чесать голову оставшиеся десять часов? Слушать причитания и укоры Гадарина и Лума? Ждать, пока часы остановятся и придет время прыгать в рециклер?

Пена, шипя и пузырясь, растекалась по громадному помещению. Инстинкт самосохранения, впечатанный вместе с Постоянной Волной, заставил меня присоединиться к опасливо отступавшим зевакам.

— Ладно, — вздохнул я. — Давай выбираться отсюда.

Я повернулся и чуть не наткнулся на плотных ребят из секьюрити, одетых в бледно-оранжевые костюмы с синими повязками. Они угрожающе поигрывали троекратно увеличенными эрзац-мускулами.