Глобальные шахматы. Русская партия

Большой любитель внешних эффектов, Ельцин вознамерился приехать в Кельн в качестве миротворца. Иллюзий особых насчет того, чего ждать от Запада, он, видимо, уже не имел. Однако ни политических, ни психологических ресурсов противостоять ему у тогдашнего российского руководства не было, а обострять отношения не хотелось. Поэтому и была выбрана такая тактика: разыграть из себя миротворца и прибыть в роли одного из великих мира сего. Проблема для России состояла в том, что эта тактика вновь ничего не давала стране. В итоге вышло так: Ельцин поехал в Кельн поддержать своим присутствием результаты югославской войны, которые были явно не в пользу России и не в пользу Сербии, а в пользу НАТО и США. Если бы Ельцин хотя бы в обмен на то, что он в конечном счете по факту поддержал западный сценарий разрешения ситуации в Косово, хотя бы попросил о списании части российского внешнего долга или о каких-то особых условиях финансирования российской экономики, в этом по крайней мере был бы какой-то практический смысл. Тогда позицию нового ельцинского сближения с западными лидерами еще можно было попытаться оправдать с точки зрения, что он принес такой результат. Но нет. Кроме похлопыванья по плечу, аплодисментов, этой традиционной клинтоновской клоунады демонстрации особо теплых отношений с «другом Борисом», мы ничего не увидели. И в результате Ельцин приехал туда как представитель страны, которая противостояла натовской агрессии в Югославии, а уехал как человек, который ее поддержал. По итогам, по факту поддержал эту агрессию.

Помимо расширения НАТО и войны с Югославией, был и третий фактор, который подписал смертный приговор всей внешней политике Бориса Ельцина. Это августовский дефолт 1998 года. Казалось бы, событие чисто внутреннее. Но на самом деле провалилась целая стратегия. Провалилась стратегия опоры на западные финансовые институты при решении российских экономических проблем. Провалились носители этой линии. Такие фигуры, как Егор Гайдар, Анатолий Чубайс, Андрей Нечаев, Борис Немцов, Яков Уринсон, Евгений Ясин. Все те, кто отстаивал эту линию опоры на западные институты, вся эта группа либеральных экономистов и государственных деятелей поставила страну перед печальным фактом. После семи лет ельцинских реформ Россия объявила дефолт по своим долгам. И после этого апеллировать к необходимости взаимодействия с МВФ, необходимости следовать советам Ларри Саммерса, замминистра финансов США, курирующего Россию (позже возглавившего минфин США), необходимости ориентации вообще на внешние центры финансовой силы, жесткой ориентации, которой придерживалась Москва при Ельцине, эта логика уже не выдерживала никакой критики. Это нанесло удар, естественно, и по сторонникам добровольного подчинения России, добровольного отказа от части суверенитета в пользу более тесных отношений с Западным альянсом.

Поэтому к тому времени, когда Евгений Примаков в разгар экономического и правительственного кризиса в сентябре 1998 года стал премьером (после того, как Дума дважды отказалась утвердить Виктора Черномырдина), Россия вступила в этап постепенного и глубокого пересмотра отношений с Западом, при котором стало очевидно: удержать прежнюю внешнеполитическую линию будет невозможно.

Тогда уже назревал новый кризис вокруг Ирака. В 1998 году американские военные по приказу Билла Клинтона подвергли территорию этой страны удару крылатыми ракетами. Якобы в ответ на разработку Саддамом Хусейном оружия массового поражения. Уже тогда начались серьезные ссоры между Москвой и Вашингтоном на площадке ООН. Если большую часть 1990-х годов США не рассматривали Россию как антипода себе, как антитезу, и в ООН все решали так называемые permanents three — три постоянных члена Совбеза ООН: США, Великобритания и Франция, то с конца 1990-х годов, с момента обострения ситуации вокруг Ирака и с начала Югославской войны, ситуация изменилась. Стало очевидно, что Россия все чаще и чаще оказывается в оппозиции к США и Западному альянсу в ООН.

Тогда Россию еще не считали крупным вызовом, как это произошло в последнее десятилетие, после начала Сирийского кризиса и Украинского кризиса. В те времена Россию называли спойлером — страной, которая портит Западу игру.

Как мне говорил известный американский дипломат, гарвардский профессор Роберт Блэквилл (который позже работал в Совете национальной безопасности США, был послом США в Индии), «вы постоянно тычете нам пальцем в глаз». «Для нас это болезненно, нам это не нравится», — отмечал дипломат. На что я ему объяснял, что Россия если и тычет американской администрации пальцем в глаз, то не потому, что Москве это нравится, а просто у нее нет другого выбора. Потому что США ставят нас в такие условия, что мы не можем согласиться с теми сценариями, которые предлагают и применяют на практике.