Глобальный проект

Хлопнула дверь, защелкнулся замок. Он остался один в чужой квартире, о хозяйке которой знал лишь, что она пожилая любительница телесных утех Варвара Игоревна. Но кем бы она ни была — и ей спасибо. Прятался бы он сейчас по лесным ямам и заброшенным хлевам, ел траву и пил из лужи. Или сидел в камере предварительного заключения и давал показания о том, как в их с Белой Меснером научную полемику вмешались Захар Джагаев и Тагир Мамедов. Как Ильяс унес к себе ноутбук и по крупицам собирал информацию о прионных белках и нейродегенерации. Как, приставив к его затылку пистолет, Захар диктовал по-русски письмо Беле, а потом сам продублировал его по-английски и отправил на неизвестный Гасану адрес. О лазерных стрелковых тренажерах, об умерших от инфицированных ран подростках. О Гуле. О Лейле. О родителях и свекрах.

Доктор Сабитов уснул прямо в одежде, а проснувшись, сразу понял, что в доме кто-то есть — сильно пахло дорогими духами и кофе, играла тихая музыка.

Гасан уставился в складки балдахина и, как когда-то учил дочку, начал считать барашков. Вот по склону идет один круторогий, за ним — второй, третий… Вот шагает тридцать шестой, тридцать седьмой… Отара растягивалась в бесконечную пунктирную линию, соединяющую долину с пастбищем, а Варвара все не входила. Если никуда не спешит — значит явилась сама, не от тетушки с поручением. Черт с ней, со старой потаскухой! Хочет — получит! Только как быть с Боженой — ей будет больно и стыдно, а уж свояченица не преминет похвастаться.

Барашки устали взбираться по холму, и Гасан рывком поднялся. Пригладил смятое покрывало, тоскливо подергал за «жирафьи хвосты», и полог неожиданно упал вниз, образовав над постелью нечто напоминающее плащ-палатку изнутри. Он снял рубашку, майку, джинсы… Подумал, положил под стул носки — никогда не знал, куда их принято класть в женских спальнях. Накинул один из халатов и вышел…

Варвара Игоревна ждала в «будуаре», уже переодевшись в нечто полупрозрачное. На коленях у нее шевелилась третья собачка, живая, с мокрым носом, почти неотличимая от игрушечных — разве что причесочка у нее была закреплена не бабочкой, а бантиком и немного сбилась набекрень от постоянного ерзанья. Дама листала журнал, в который в качестве закладки демонстративно вложила две купюры, оставленные Боженой на кухонном столе.

— Это мое! — его разозлила бесцеремонность хозяйки. Кроме того, других средств к существованию в ближайшее время не предвиделось, так что нельзя было играть ни в брезгливость, ни в безразличие.

— Твое-твое, не претендую! — Варвара по одной вынула купюры и обмахивалась ими, словно веером. — Ты деньги любишь, красавчик! И цены себе не знаешь… Это все, что она тебе заплатила?

Гасан растерялся. Подойти и вырвать злополучные бумажки из толстых пальцев? Попросить вернуть? Изобразить страсть? Он застыл в дверном проеме под очередной плюшевой драпировкой.

— Обожаю экспрессию, — она наконец положила доллары на стол, картинно прижала болонку к груди, подалась всем телом вперед.

— Сколько, Русланчик? Здесь триста — я дам пятьсот, шестьсот… Торгуйся, не стесняйся!

Болонка с визгом ударилась об пол. Ловко, словно кошка, вскочила на лапки, и стала путаться в складках хитоноподобной хламиды. Ее хозяйка тем временем снова взяла в руки журнал и резко взмахнула им. Почувствовался ветерок, и на пол посыпались зеленые деньги, которыми она нашпиговала сомнительное издание. Купюр было много, но все разного достоинства — десятки, двадцатки, полтинники и сотки. Страницы шелестели, деньги устилали пол, Варвара мерзко скалилась, довольная собой.

— Пятьсот! — неожиданно твердо произнес он. — За час работы. С тебя больше не возьму. Соберешь с ковра, пересчитаешь и принесешь в спальню. Я буду там. Время пошло…

Он думал, что поступил очень низко: обидел, унизил женщину не меньше, чем она его. После такого оскорбления она точно не придет, даже говорить с ним не захочет. Но ошибся. Варвара появилась через три минуты, показала ему деньги и небрежно бросила на тумбочку. Рядом поставила часы, демонстративно заведя будильник. Пришлось отработать ровно час…

Глава 23