Глубина

– Вы не можете повесить вину на Дая. Он пытался заставить меня поступить правильно. Это же церковный мальчик, он хороший человек. Слишком хороший, чтобы водиться с такими, как я.

Все это время Дай ничего не мог сказать. Слова застряли в горле. Он никогда не думал, что доживет до дня, когда Лес сделает что-то подобное. Он видел, как Лес делал так много плохого. Вынимал монеты из чашки слепого нищего, забирал последний шиллинг простака и оставлял его умирать с голоду на улице. И их уже пару раз ловила местная полиция. Лес всегда вытаскивал их под каким-нибудь хитрым предлогом: наобещав с три короба, или откупившись мелочью, или рассказав, что знал о той сестре или этой кузине. Там, откуда они пришли, все было по-другому – все знали всех. Нужно сотворить что-то действительно ужасное, чтобы тебя посадили.

Но сейчас они были на великом «Титанике», и вот Лес добровольно сдался неизвестным силам правопорядка. Кто знал, каким будет наказание? Все было бессмысленно – Дай чувствовал, что мир перевернулся с ног на голову. Он не знал, радоваться ему или ужасаться. Он не мог позволить Лесу взять вину на себя. Но и это тоже не имело смысла – все это было делом рук Лесли. И все же…

Корабль дернулся от внезапной волны, и Дай, пошатнувшись, очнулся от мыслей.

– Дело попахивает, – сказал Лайтоллер Мердоку, а тот потер подбородок. – Думаю, следует запереть их обоих, пока мы не сможем передать их властям в Нью-Йорке.

Лес взвыл.

– Это было бы чудовищно несправедливо! Дэвид Боуэн невиновен. Вы не можете посадить невиновного человека под замок. Спросите любого на этом корабле. Он спас ребенка от падения за борт в первый же день! Он герой. Вы не можете его запереть.

Офицеры быстро сгрудились. Даю не нравились их голоса, сердитые и рычащие, как осы в потревоженном гнезде. В конце концов Мердок позвал мужчин, ждавших за дверью, и указал на Леса.

– Возьмите этого человека и заприте его в канатном ящике.

Он повернулся к Лесу.

– На этом корабле нет гауптвахты – мы не предполагали, что она нам понадобится, – добавил он с презрением. – Тебя будут содержать в канатном ящике, пока не найдем более подходящее место. Мы телеграфируем властям Нью-Йорка и сообщим, что произошло. Они возьмут тебя под стражу, как только мы прибудем.

– Вы не можете… – начал Дай, но никто не обратил на него внимания.

Он бросился вслед за одним из членов экипажа, схватил его за руку, но взгляда, который бросил на него мужчина, хватило, чтобы Дай немедленно его отпустил. Он знал, что произойдет, если он перестанет себя контролировать, если что-то натворит.

Его бы тоже забрали. И тогда действительно не останется никакой надежды. Тем не менее Даю потребовалась вся сила воли, чтобы не сорвать дверь с петель в гневе, пока он наблюдал, как члены экипажа тащат Леса за руки – словно тот мог попытаться убежать с этого корабля-ловушки – и уводят прежде, чем Дай смог хотя бы попрощаться.

Глава тридцать девятая

Энни стояла у каюты Флетчеров. В коридоре было тихо. Хотя нет – мимо прошел еще один стюард, слегка покачиваясь вместе с кораблем. Проходя мимо, он кивнул Энни. Та подождала, пока он не окажется за пределами слышимости, прежде чем постучать в дверь.

Ответа не последовало. Внутри тоже было тихо.

Девушка воспользовалась своим ключом, чтобы войти. Из соседней комнаты не доносилось ни приглушенных голосов, ни писка Ундины. В номере было тихо, как в склепе, единственное движение – пылинки. Все ушли, включая Марка.

Нужно дождаться его. Необходимо с ним поговорить.

Она ходила по комнатам, постоянно ожидая звука шагов Марка за дверью. Весь день тянулся бесконечно. Любая рутинная работа заканчивалась будто за пару минут, а затем Энни приходилось заставлять себя думать о чем-то другом. Утренняя сцена постоянно возвращалась на ум. Кэролайн бросилась на нее из мрака, как призрак. Кэролайн обвиняла ее в воровстве, пытаясь заставить Марка поверить в то, что Энни – злодейка, что все плохое на корабле произошло по ее вине.

Нужно объяснить Марку, что Энни не виновата. Кэролайн объявила ей вендетту. С первого взгляда на Кэролайн было очевидно, что у нее проблемы. Марку нужно взглянуть правде в глаза, понять, что Энни можно довериться. Что Ундине угро-жает опасность.

Энни вдруг поняла, что бывала в этих комнатах дюжину раз, принося Ундине молоко, но так и не смогла толком осмо-треться. Она медленно повернулась, скользя взглядом по вещам Флетчеров. Шляпы. Шали. Книги. Зонтик. Детские вещи Ундины: кроватка и стопки одежды, стеклянные бутылочки и резиновые соски. Все это могло быть моим. Эта мысль казалась такой естественной. Если бы я была замужем за Марком, это была бы моя комната. Мои вещи. Мой ребенок.

Моя жизнь.

Глупая, невозможная фантазия – и все же в этот миг, наедине с его вещами, она не казалась такой далекой.