С Кэролайн ситуация была совершенно иной. Марк мог все потерять, сказав ей правду, но знал, что если не признается, то это лишь вопрос времени, когда их брак рухнет. Единственное условие, при котором она могла его уважать, – при котором он мог уважать себя сам, – это рассказать ей правду о том, что он сделал. И Марк нуждался в признании, теперь он четко это осознавал. Нуждался в ее уважении, прощении, принятии. Ее любви. Иногда он сам не знал, чего хочет, но то, что ему было нужно, стало очевидно. Без Кэролайн у него ничего нет. Без Кэролайн он никто. Возможно, это было самое верное определение любви, которую он когда-либо испытывал. Не то, что он испытал с Лиллиан, не то, что выводило его из себя, доводило до безумия. Но то, что обладало силой закрепить и обезопасить его, заставить стать тем человеком, которым он должен был стать давным-давно.
И поэтому Марк излил Кэролайн свое сердце. Он рассказал ей об азартных играх, о краже ее драгоценностей (как ее лицо побледнело при этом, даже не от гнева, а от чего-то гораздо худшего: от жалости). О потере сбережений Лиллиан тоже. Марк сказал, что все еще думает о Лиллиан и что любит ее, но любит Кэролайн так же сильно, если не больше. Он рассказал ей, как сомневался в их браке, но теперь понял, что это была всего лишь неуверенность, потому что он не мог поверить, что такая женщина, как Кэролайн, могла любить такого мужчину, как он.
Кэролайн погладила его по щеке. Ее пальцы были как лед, поэтому он обхватил их ладонями и подышал на них.
– О, Марк, я… я знала, что тебя что-то тревожит… Я думала, у тебя дурные предчувствия. Я боялась, что ты подумал, что совершил ошибку, женившись на мне.
Теперь она действительно плакала.
Марк вытер ее слезы.
– Пожалуйста, дорогая, не плачь. Надеюсь, ты сможешь меня простить.
Она прижала к своей щеке тыльную сторону ладони.
– Мы все грешим и все заслуживаем прощения, разве не так говорят проповедники? Если ты скажешь, что с этого момента и впредь ты изменился – я тебе поверю… и сама поступлю так же. С этого момента и впредь.
Кэролайн выдохнула, как будто задерживала дыхание. Она смотрела на океан, словно приказывая себе успокоиться.
– Как только мы окажемся в Америке, станет лучше. Когда у тебя будет возможность познакомиться с моей семьей, и мы переедем в наш новый дом, и сможем оставить все позади.
И никогда-никогда больше никаких мыслей о былом, пообещал себе Марк. Даже о Лиллиан: Марк отбросил бы все свои мысли и воспоминания о Лиллиан, если бы это спасло его брак.
Внезапно налетел ветер, сорвал шляпу с головы Кэролайн и швырнул ее в океан. Она исчезла в пенистом кильватере корабля, погружаясь в ледяную воду.
Прежде чем Кэролайн успела сказать еще хоть слово, Марк опустился на одно колено, все еще держа ее за руки. Краем глаза он видел, как проходящие мимо люди наклонялись друг к другу, чтобы прошептать: «О, смотри, он делает ей предложение».
– Кэролайн, если ты окажешь мне честь и останешься моей женой, я обещаю, что всегда буду стремиться быть тем мужчиной, которого ты заслуживаешь.
Кэролайн подняла его на ноги и крепко поцеловала. Ее слезы упали на щеку Марка, холодные, как крошечные градинки.
– Ах ты, дурачок, конечно же, останусь. А теперь пойдем внутрь, пока не замерзли насмерть!
Марк обнял ее и прижал к себе, и они зашагали по прогулочной палубе в тепло корабля. В том, что Марк выпутался из этой беды, не было никакого смысла. Но все, что Марк знал, – эта чудесная женщина его простила. Теперь перед ними простиралась вся жизнь, прошлое было вычищено, обновленное будущее сияло.
Глава тридцать восьмая
Ярость кипела, как звезды, во тьме мыслей Дая, заставляя его обыскивать корабль сверху донизу, пока он, наконец, не нашел Леса на лестнице третьего класса – тот пытался уговорить двух мужчин сыграть в карты в десять часов утра. Он не поздоровался, никаких «если вы не возражаете, мне нужно поговорить со своим другом». Он просто схватил Леса за руку и потащил прочь.
Они нырнули в чулан стюарда, тесный, как гроб. Дай обнаружил выключатель. Лицо Лесли Уильямса было белым, как у привидения: он знал, что вот-вот получит по заслугам.
– Что, черт возьми, с тобой происходит? – огрызнулся Лес.
– Я мог бы спросить тебя о том же самом. – Дай поднял чемодан и потряс им перед лицом Леса. – Я столкнулся с Марком Флетчером. Это и есть та афера, которой ты так гордился? Когда ты собирался мне сказать, Лес? Когда?
На самом деле Дай был зол на себя. Как можно любить кого-то так ужасно, так безжалостно, что позволяешь ему лгать тебе снова и снова? И не важно, каким никчемным чувствуешь себя из-за этого?
Лес сохранял самообладание, холодно разглядывая маленький коричневый чемодан.
– Честно говоря, я не думал, что тебе нужно знать.
Это было больнее, чем удар в живот. У Дая перехватило дыхание.
– Так что? Ты собирался взять деньги и сбежать от меня?
А почему бы и нет? Зачем нужен Дай с его моралью и жалобами, его постоянными вопросами, его потребностями? Потому что так оно и было. Это не любовь, это потребность. Даю нужен был Лес, а наоборот – нет.