Свинья издала хрюканье, похожее на вой. Потом резко развернулась и побежала в лес. Поросята вприпрыжку последовали за ней.
Ди постояла еще какое-то время. Наконец, она заметила, что сжимает руку Люкке слишком сильно. Она ослабила руку.
Но от мысли выбросить камень она отказалась. Только когда они окажутся в безопасности в автомобиле.
– Какие они милые, – воскликнула Люкке и подпрыгнула от радости.
Она совсем не любила темноту. В ней водились звери, чудища. Они ползали вокруг нее, невидимые, ветви деревьев дрожали. В любой момент в полумраке коридора на нее мог наброситься неизвестный монстр.
Преступники не отдыхают даже в воскресный вечер. Поэтому многие части здания полиции в Стокгольме были освещены, и там кипела жизнь. И так было весь путь от входа: светло и шумно. Однако, выйдя из лифта, она оказалась в темноте и тишине и могла видеть коридор всего на несколько метров вперед. И тем не менее была какая-то своеобразная логика в том, чтобы не искать выключатель. Она находилась в мире двойной игры, здесь царила темнота, здесь хозяйничали чудища.
На двери был кодовый замок. Она знала, поднося к нему карточку, что оставит след, что это рискованно. Все лучи прожекторов могут оказаться направлены на нее, она привлечет к себе всеобщее внимание.
И все-таки она провела карточкой и открыла дверь.
В полицейском архиве было так же темно, как в коридоре, длинные ряды полок терялись где-то в бесконечности. Она сделала несколько неуверенных шагов по направлению к стойке. Только подойдя довольно близко, она обнаружила, что там кто-то сидит и смотрит на нее.
Когда ей навстречу поднялся мужчина лет пятидесяти с небольшим, ее поразило, какое у него одутловатое от алкоголя лицо.
– Робертссон? – спросила Ди, не узнавая собственный голос.
Мужчина долго пялился на нее с безразличным видом. Потом произнес:
– Ксива?
«Только этого не хватало», – подумала Ди и протянула свое служебное удостоверение. Он прочитал и прошипел:
– НОО, охренеть. И чем не угодила уголовная полиция?
– Реорганизация, – ответила Ди, толком не понимая, зачем.
– Я тебя узнал, – сказал Робертссон, изучая ее через красные щелочки, служившие ему глазами. – Ты была в Орсе, да? Тогда ты была красотка, реально секси. И что с тобой теперь стало?
Ди с первого мгновения решила, что никакая болтовня этого пьянчуги не сможет на нее хоть сколько-нибудь повлиять. Поэтому она хранила стоическое молчание.
Робертссон продолжал:
– Сейчас хоть буфера у тебя стали побольше. Как утешительный приз среди упадка.
Ди внушала себе, что ее молчание по-прежнему выражает стоицизм. А не ненависть.
– У тебя для меня что-то есть? – поинтересовался Робертссон.
– Только если у тебя есть кое-что для меня.
Он кивнул. Потом помотал головой, наклонился куда-то под стойку и выудил черный пластиковый пакет. Тот был заполнен наполовину, выглядел тяжелым и характерно громыхал, когда его трясли.
Ди сунула руку во внутренний карман куртки, достала конверт и протянула Робертссону.
Он взял конверт, разорвал его и начал пересчитывать пятисотенные купюры.
– Это начинает напоминать конвейер, – сказал он.
Ди посмотрела на него и спросила:
– На что ты намекаешь.
– Плюнь и забудь, – ответил Робертссон, убрав деньги обратно в конверт и засунув его во внутренний карман.
Он снова наклонился, поднял пакет и положил его на стойку.
Взяв пакет, Ди заглянула внутрь.
В нем были сложены старые видеокассеты.
Сверху лежал порнофильм, скорее тридцати-, чем двадцатилетней давности. Ди достала его, посмотрела на обнаженные фигуры на обложке и повернулась к неухоженному мужчине за стойкой.
– Обучающий фильм, – ухмыльнулся Робертссон. – Похоже, тебе пригодится.
В этот момент Ди решила, что дни Рикарда Робертссона в полиции сочтены.
Они пили кофе в импровизированной комнате отдыха в гостинице, которая к всеобщему удивлению отлично справлялась с ролью штаб-квартиры полиции. Скоро им придется вернуться к работе, их ждал следующий объект изучения. У кофе был привкус мертвечины, ни больше ни меньше, как будто в нем плавал недельной давности труп.
Молодой инспектор уголовной полиции рассматривал свою новую коллегу. Они работали вместе второй день, до абсолютной лояльности и доверия было еще далеко, и он пока не привык к гибкой грации этого маленького тела. Рядом с ней он чувствовал себя ужасно неуклюжим.
Когда она с гримасой отвращения осушила чашку и подняла на напарника взгляд, в котором одновременно светилось любопытство и требовательность, его осенило.
Глаза как у олененка.
– Знаешь, я, пожалуй, буду называть тебя Ди.
– Меня зовут Дезире, – хмуро ответила она. – А тебя Сэм. И нам пора вернуться к работе.
– Вообще-то меня зовут не Сэм, а Самуэль. Но мы не можем зваться Самуэль и Дезире, это подходит паре сыскарей-неудачников. Зато Сэм и Ди звучит шикарно.