Гнев Гефеста

Веденин посмотрел в сторону, где сидели начальник материально-технического снабжения и врач. Подполковник и капитан пристально наблюдали за поднимающимся на трибуну Гусаровым, и в их глазах, показалось Веденину, больше страха, чем присущего подобострастия, которым только что одаривали Петриченкова. Значит, есть что-то, чего они боятся.

Гусаров поднялся на трибуну, достал из внутреннего кармана мундира блокнот, в руках у него никаких официальных бумаг не было — что еще более настораживало, — обвел зал неторопливым, сочувственным взглядом.

— Товарищи конструкторы и изобретатели, товарищи генералы и офицеры, — заговорил он не категорично твердым чеканным словом, как бывало раньше, а мягко и проникновенно. — Разрешите мне сегодня нарушить наше принятое правило: не зачитывать протокол расследования происшествия, а просто доложить о нем, рассказать все по порядку, как и от чего мы потеряли замечательного офицера, отца двух детей, лучшего испытателя центра. Почему я хочу отойти от правил? — Гусаров сделал паузу, еще более интригуя слушателей, которые и без того сидели затаив дыхание, а Веденин, забыв об остальных, весь подался вперед, заслонив собою рядом сидящего генерала, и тот вынужден был похлопать его по плечу. — Во-первых, потому что доклад должен был делать мой помощник полковник Петриченков, но он внезапно заболел. Во-вторых, считаю, что прямое общение доверительнее, чем через бумагу. Согласны? — Присутствующие заулыбались, по ряду прокатился оживленный шумок. — Кто из нас не помнит простую истину: в авиации мелочей нет? Все помним. А к нашему большому сожалению, летные происшествия чаще всего происходят именно из-за мелочей: кто-то что-то недосмотрел, кто-то что-то недоделал, кто-то что-то проморгал, а бывает, и кто-то в чем-то словчил. — Гусаров перевел дыхание и продолжил набравшим силу и твердость голосом: — Когда мы узнали о происшествии и ознакомились с документами, причина показалась нам настолько ясной, что не требовалось вроде бы никаких экспертиз, кроме медицинской. Посудите сами: катапульта при рождении имела характерный дефект — вращение до десяти радиан, о чем засвидетельствовано в заключении испытателем Арефьевым. Накануне товарищ Арефьев находился в госпитале с диагнозом — остеохондроз. Что это за болезнь, многие из вас знают, потому вполне можно было допустить, что испытатель потерял сознание от перегрузки. Медицинское заключение подтвердило наше предположение. — Гусаров развернул блокнот и прочитал: — «Вследствие продольного сжатия и радиального скручивания на третьем поясничном позвонке обнаружено клиновидное сплющивание; в легких пострадавшего обнаружено незначительное количество морской воды, что дает основание полагать о его шоковом состоянии при приводнении». — Гусаров распрямился, окинул зал взглядом чуть прищуренных, таящих загадку глаз. Остановился на Веденине, будто бы спрашивая: «Чем ты, молодой Гефест, можешь опровергнуть этот вывод?» Веденин рванулся, намереваясь встать, и если не опрокинуть, то, во всяком случае, поколебать утверждения «непогрешимого» Рентгена своими не менее вескими и убедительными фактами и доводами.

Маленькая сильная рука сжала его предплечье. Генерал Гайвороненко укоризненно покачал головой.

Гусаров тоже заметил порыв Юного Гефеста, но отвел взгляд и заговорил снова мягче:

— Итак, казалось бы, все ясно, улики, как говорят юристы, налицо. И все-таки давайте еще раз вдумаемся в фразу: «…в легких пострадавшего обнаружено незначительное количество морской воды». Как она попала в легкие? Почему? Вы ответите: «Ясно, почему — попала через вдыхательный клапан скафандра». Верно. Другого пути у нее нет… Кстати, товарищ Веденин, а почему вы взяли скафандр Алексеева, а не Коржова, которым пользовались ранее?

Веденин уже задавал сам себе этот вопрос и жалел, что поддался уговорам Измайлова и Скоросветова, но сделанного было не вернуть. Ему не хотелось здесь, на военном совете, обнародовать взаимоотношения с Коржовым, потому он ответил уклончиво:

— Начальник материально-технического снабжения убедил, что скафандр Алексеева предпочтительнее, тем более с Коржовым возникли какие-то осложнения.

Гусаров повернулся к Скоросветову.

— Иван Антонович, поясните нам, какие осложнения, и почему вы предпочли новый скафандр, еще не принятый на вооружение, проверенному не однажды?

Скоросветов вытянулся, лицо покрылось пунцовыми пятнами. Вопрос и для него был столь неожиданным, что он нашелся не сразу, но быстро взял себя в руки и, ткнув пальцами в дымчатые очки, ответил довольно твердо:

— Сложностей особых, если говорить откровенно, не было. Просто мы обратились к товарищу Алексееву из-за чисто этических соображений. — Веденин недоуменно пожал плечами: «Мы» — кого он имеет в виду и из-за каких «этических соображений»? — От Скоросветова не ускользнуло недоумение на лице главного, и он поспешил пояснить: — Прежде всего мы брали в расчет то, что Веденин и Коржов конкуренты. Во-вторых, скафандр Алексеева более совершенен, имеет ряд преимуществ. Потому мы и выбрали его.