В избах молча вооружались все мужчины; женщины, дети, старики прятались в подполье. В погреба тащили всякое добро, одежду, утварь... Двери конюшен и оборов забивали досками. Неизвестно, чем окончится гостеванье хана Итларя и его чади в городе... Прислушивались к Ратиборову подворью. Там ржали лошади, звучали спокойные голоса...
Боярин Ратибор стоял на высоком крыльце своего дома, посматривал на свою челядь, суетившуюся во дворе. Позвал одного челядина, что-то ему сказал. Тот побежал к баньке. В это время в ворота въехал Славята:
— Ратибор, князь тебя кличет с Итларем к себе. Спрашивает, завтракали ль они у тебя.
— За-а-втракали, — расчёсывает бороду пятерней Ратибор. — А нынче баньку им натопили. Пущай свои косточки попарят... по русскому обычаю...
К Ратибору подходит вперевалку коренастый Итларь. Довольный, сытый. Русичи его гордыню гладят нынче мягкой рукой. Но... где же его жена? Где его сбежавшие рабы?
— Хочешь попробовать русскую баньку? У нас есть обычай такой: дорогому гостю хорошо натапливают баньку, греют много воды в железных опанах, дают из берёзы веник — и айда.
Хан Итларь усмехнулся. Ишь как угождают!
— Можно попробовать, отчего же... Дабы знать и этот русский обычай... Но ты скажи князю: без жены не поеду назад!
— Скажу... скажу! Иди, хан, там водица горячая тебя ожидает.
Хан Итларь и его десять самых верных торе зашли в натопленную избу. И в тот же миг, когда за ними крепко захлопнулись отяжелевшие от пара двери, из-за стен, из-за онбаров и медуш выбежали вой и окружили баньку. Одни забрались на её крышу, начали сбрасывать сторновку, другие выбирались по приставленной лестнице с луком и колчаном стрел за плечами.
— Ого-го, сколько здесь поганых половчинов собралось! А ну-ка, братец, подай мне свой лук. Давай-ка! — первый дружинник протянул руку к подбиравшемуся к нему воину.
— Отдай ему свой лук! Ольбер их всех с одного лука!..
Ольбер был сыном боярина Ратибора. Он стал на одно колено, медленно прицелился и изо всех сил натянул тетиву. Потом резко отпустил её:
— Вот тебе, хан, последняя дань от русичей!
— Ну-ка, поддайте дверь!.. Микула! Ивач!..
А в это время Славята уже летел к Киеву. Ко князю Святополку. Мономах звал брата своего вместе идти на половцев. И чтобы черниговский Олег Гориславич с ними шёл, и чтобы иные меньшие князья свои дружины с ними соединили...
Уже второй раз хан Боняк налетал на Киев. Яко коршун хищный, высматривал из своей степи, когда Святополк с дружиной выйдет из стального града и пойдёт на Вышгород, на ловы.
Стоял день. Обеденное время. Врата города были открыты. На киевские торги съезжались смерды и слобожане, купцы из дальних сторон, народ шёл в храмы и киевские монастыри. Стражники хотя и поздно схватились за копья, всё же оттеснили Боняка за валы и от ворот — от Золотых и Жидовских. А тех половчинов, которые остались внутри города, покосили мечами.
Тогда свирепый Боняк зажёг предградье. Пылал Стефанов монастырь на Клове, горела Германова обитель, дымом пошли окрестные сёла и слободы... Половцы перешли Лыбедь и Глубочицу и через деревянную ограду ворвались в ремесленный Подол. Хан Боняк мстил за своих великих родаков, сложивших головы от рук Мономаховых и Святополчьих дружин. После смерти Итларя и Кытана эти князья соединили свои полки и пошли весной за речку Трубеж. Там сложил свою мудрую голову властелин половецких степей хан Тугоркан. Князь Святополк подобрал его тело и привёз в Киев. Его похоронили на развилке дорог между селом Берестовом и Печерским монастырём. Как ни говори — тесть великого киевского князя...
Сейчас Святополк спокойно развлекался на ловах в вышгородских лесах, а киевляне стояли на валах и отбивались от половецкой орды Боняка, тушили в городе пожары, выскакивали за валы и неожиданными шальными налётами били в спину орде хана Боняка. Вскоре из Вышгорода подоспела и дружина Святополка...
Хан Боняк должен был бежать. Но ни с чем возвращаться не хотел и повёл свою орду на Печерские горы. Обитель Печерскую захватили неожиданно. У сломанных ворот поставили свои победные чёрные бунчуки и бросились в храмы и келии.
В каждой келии кипело побоище. Половчины взламывали двери, с мечами бросались на монахов, оборонявшихся кто чем мог. Кто бросал скамью, кто столом перегораживал вход, кто отбивался посохом. Монахов секли саблями, как капусту. Секли иконы и иконостасы, пергаментные свитки и книги... По монастырскому двору метались в длинных рясах ошалевшие монахи, озверевшие половчины охотились за ними, как за зайцами... Распластанные чёрные тела в красных лужах крови устилали собой весь монастырский двор. Половецкие стрелы с зажжённой паклей на концах поджигали деревянные строения... стоги сена, соломы... Стон, заклинанья ко Спасителю... богохульства — всё смешалось в этом кипящем котле смерти...
Вскоре пылал весь монастырский двор. Неподалёку, на приднепровских склонах, в Берестове, горел Красный двор князя Всеволода. Пламя пожара пожирало Выдубицкий монастырь. Насытившись кровью, набрав сокровищ, Боняк откатился в степь...