Гнев Тиамат (ЛП)

Он чуть склонился и исполнил жест, с каким слуга уступает дорогу хозяину, но в нем чувствовалось нетерпение. Неуважение. Злость.

О, подумала она, идя к флаеру. Да он напуган.

Крыска заартачилась перед входом, и прежде чем Тереза смогла ее уговорить, Илич приказал одному из охранников вернуться с собакой пешком. Дверь флаера закрылась с глухим щелчком, и они взмыли над деревьями. Хоть корпус флаера снаружи и казался непрозрачным, вокруг места Терезы он был не темнее тонированного стекла. Как только они поднялись над верхними ветвями, она ясно увидела Государственное Здание.

– Как вы узнали, где я? – спросила Тереза.

Илич покачал головой, и она было подумала, что он не ответит. Когда он все же заговорил, голос звучал уже с более знакомыми интонациями: терпеливо и мягко. Только теперь она знала, что это маска.

– Когда ты родилась, тебе в челюсть вживили локатор. Ни разу не бывало момента, чтобы охрана не знала, как тебя найти, а твоя безопасность – часть моего священного долга.

Звучало как язык, который почти понимаешь. Тереза разбирала значение каждого отдельного слова, но никак не могла уяснить общий смысл. Идея выходила слишком чуждой. Слишком неправильной.

– Твоему отцу казалось, что для тебя важно получить некий опыт бунта, самостоятельности, так что он разрешил эти экскурсии, если они не уводили тебя слишком далеко от Государственного Здания. Он говорил, что в твоем возрасте лазил по горам Марса соло, и таким образом многое о себе узнал. Он надеялся, ты найдешь применение независимости и одиночеству

Одиночеству. Он не знал про Тимоти, значит. И ни в каком из миров не найдется ничего, что заставит ее рассказать. Она почувствовала, как к горлу поступает ярость.

– Так что просто дай мне подумать…

Флаер промчался над наружной стеной Государственного Здания, и по дуге пошел на восток. Не на посадочную площадку, а на газон перед резиденцией. Одинокая фигура в саду проводила их взглядом. Ей показалось, что это Холден.

– Я уважал твою независимость и уединение в той мере, в какой они не выходили за рамки протоколов безопасности, – сказал Илич, – но мне потребовалось найти тебя из-за чрезвычайной ситуации.

– Чрезвычайной ситуации?

– Да, – ответил он. – Чрезвычайной.

* * *

Отец улыбнулся ей, и морщинки в уголках его глаз показались ей глубже, чем раньше. Стала ярче выражена опалесценция радужки, а под кожей переливалось неясное сияние. Раньше, когда отец еще спал, его кабинет служил спальней. Последний раз несколько лет назад. Теперь обстановку составляли: рабочий стол, сделанный вручную из зернистого лаконианского дерева, похожего на осадочную породу, широкий обеденный стол, полка с полудюжиной книг по физике и диван, на котором сидел отец. Где он и сидел, когда произошла перемена.

– Папа? – сказала Тереза. – Ты меня слышишь?

Его губы сложились в маленькое «О», как у ребенка, который увидел что-то чудесное. Он протянул руку и погладил воздух рядом с ее головой. Она взяла его руку, почувствовала ее жар.

– Он что-нибудь говорил? – спросила она.

Келли, персональный адъютант отца, покачал головой.

– Немного, но ничего осмысленного. Когда все случилось, я пошел посмотреть, что с ним, а он сидел вот так. Вот именно так. – Он кивнул на Кортазара, сидящего на краю стола. – Я сразу же вызвал доктора Кортазара.

– Ваше мнение? – спросил Илич. Голос его был холоден, и отец на это не отреагировал никак. – Что с ним не так?

Кортазар развел руками.

– Я могу только предполагать.

– Так предполагайте, – сказал Илич.

– Это событие… Потеря сознания… Похоже на то, о чем докладывал адмирал Трехо из Солнечной системы. Постоянно на слуху теория о том, что так работает оружие, убившее разработчиков протомолекулы. Что их сознание было организовано так, что этот… эффект его разрушил. Ну а Высокий Консул уже много лет все более и более уподоблялся строителям. И возможно – возможно – мог стать несколько более уязвим для атаки, чем все остальные.

Грудь Терезы пронзила боль, словно кто-то врезал ей по ребрам. Она опустилась на колени рядом с отцом, но он хмурился, глядя на что-то позади нее. Или ни на что не глядя.

– Скоро он придет в себя? – спросил Келли.

– Если бы мне разрешили работать не с единственным тестируемым субъектом, я мог бы строить догадки, – сказал Кортазар. Точно таким же тоном он говорил, что природа постоянно пожирает своих детей. По коже Терезы побежали мурашки. – Что мы имеем? Он может вернуться в любой момент. А может пробыть в таком состоянии всю оставшуюся жизнь, и в его случае это очень, очень долго. Если бы я мог забрать его в лабораторию и провести кое-какие тесты, то, наверное, разобрался бы в вопросе получше.

– Нет, – сказал Келли, и в его тоне явно слышалось, что уже не первый раз. – Высокий Консул останется в комнате до тех пор…

– До каких? – спросил Кортазар.

– Пока мы не возьмем ситуацию под контроль, – сказал Илич жестко. – Кто-нибудь за пределами этой комнаты знает о его состоянии?