Читаем Гневное небо Тавриды полностью

То же самое и в полете. Все воспринимается как бы за двоих. И с двойной ясностью, яркостью каждой детали. Тяну рукоять уборки шасси и будто вижу поджимающиеся, как птичьи лапы, колесные стойки...

До цели лететь три часа. Низкая облачность, ограниченная видимость. Идти на малой высоте - значит вымотаться еще до удара. Решаю уйти за облака. В кабине становится сумеречно, пилотирую по приборам. Выровнявшись на свет, оглядываюсь. Панина учить слепому полету... Смешно!

Немного беспокоюсь за штурмана: все-таки не свой. В полку год с лишним, прибыл из училища. Успел заслужить надежную репутацию. Когда мы с ним летали? В начале этого месяца. Тогда репутацию подтвердил...

- Сколько до цели, Саша?

- Два часа пятнадцать минут, командир. Рановато с такой точностью отвечать. Впрочем, и спрашивать рановато. Смотрю, как скользят две крылатые тени по снежно-белой облачной равнине - ведомый держится, как на твердом буксире. Что он там думает, интересно, сейчас? Два часа - и атака. Прорыв сквозь заслон разрывов, потом "эрликоны", пулеметы, огненная карусель... Одесса, не шутка! И весь огонь - по двум самолетам. Не много ли? Кто-то из двух, может быть... может, и оба...

И вдруг становится ясно, что Панин об этом не думает. Вовсе! О чем угодно, но не о том. Да, вот о чем - как вернее зайти в атаку, если с обоих бортов, а если парой...

Именно вот об этом. И подсмотреть мой заход и потом выход, прямо на корабли, самый, по-моему, безопасный...

И сразу становится необыкновенно покойно. Зайдем, прорвемся, не первый раз. И ничто не заставит сойти с боевого курса. Будь, что будет...

Вспоминаю о письме, полученном перед вылетом. Что там пишет Тамара? Прошлое письмо получил, точно помню, восьмого. Хорошее было письмо...

Да, главное - донести торпеду до цели. Точно на заданной скорости, высоте. На разрывы и трассы не обращать внимания. Только на водяные столбы. Эти султаны от рвущихся в воде снарядов тверже гранита, если идешь на полной скорости. Лететь чуть выше. Сбить наводку орудий маневром. Лечь на боевой и с самой близкой дистанции послать в цель торпеду...

И вот уже нетерпение. Хорошее чувство, признак готовности. Сколько еще лететь?

На борту размеренный ритм, экипаж в работе. Вслушивается в эфир Николай Панов, одновременно наблюдая за воздухом из своей башенки. Зорко просматривает заднюю полусферу Саша Жуковец. Оба молчат, значит все в порядке. Сквозь прорезь кабины виден Касаткин. Спокоен, деловит. Через каждые пять минут прикладывает линейку к карте, следит за направлением.

- Пять градусов влево, командир.

- Есть, пять влево.

Хороший вырабатывается штурман, С первых дней все приглядывался к ветеранам. Такие мастера как Шильченко, Кравченко, Аглотков вызывали в нем восхищение, желание подражать. А на первых порах это главное.

- Подходим к району цели, командир, - голос лишь чуть напряженней.

Начинаем снижаться. Пробиваем облака, под нами чистая синева. Море спокойно, видимость хорошая. Если б еще пониже облачность...

- Конвой, командир!

Дымы, затем силуэты. Подаю сигнал ведомому: "Разворот на цель. Перестроиться в боевой порядок!" Панин увеличивает обороты, плавно заходит справа. Все точнень-ко, как в кино. По бортам кораблей - моментальные вспышки, будто и в самом деле фотографируют.

- Штурман, состав!

- В окружении пяти сторожевых катеров... неопределенное что-то, командир...

Вот именно. Ни транспорт, ни танкер. Однако сидит по ватерлинию.

- Выходим на него!

Шквал огня. Маневрирую. Панин - как припаянный. Ну держись, стажер...

- На боевом!

Не выпускаю из поля зрения черную коробку. Высота, скорость заморожены. Никаких маневров! Вот они, султаны, всплески... Нарочно бьют с недолетом по воде - лучшей стены на пути не поставишь. Не достают, только брызги хлещут машине в брюхо, правильно взял высоту... Разрывы справа, слева... Ну, штурман...

- Сброс!

- Торпеда пошла хорошо! - четкий доклад Панова. - Ведомый сбросил!

- Приводнилась нормально! - звонко кричит Жуковец. - Стабилизатор сорван... Хорошо идет!

- Молодец, Саша! - это штурману. Прежде времени, конечно. Правильно приводнить торпеду - большое дело, но если мимо...

Лечу на корабли. Сманеврируешь - как раз и подставишь себя под фронтальный огонь всех орудий и пулеметов. Сектора газа - до защелки. Подскок. Внизу мелькают палубы. Касаткин, Панов, Жуковец лупят по ним из пулеметов.

Все! Проскочили. Кой к черту все, главное, как торпеда...

- Попали! Цель! - в один голос стрелки. Черный клуб дыма закрыл транспорт. Захожу сбоку, чтоб убедиться. Посудина разломилась надвое, обе половины, накренившись, оседают в воду. Вот теперь все, порядок!

- Командир, даю курс...

- Молодец, Касаткин!

- Так это ж вы, командир.

- Ладно, не скромничай! Как там ведомый?

- Как припаянный, командир!

Во, то же самое и сравнение. Ловлю себя на мысли, что весь полет смотрел на себя его глазами. Светлыми, глубоко посаженными, с оценивающей приглядкой...

На земле нас поздравили командир полка и замполит. Передали благодарность командира дивизии полковника Токарева.

После всех подошел Панин.

- Спасибо, Василий!

- Вам спасибо, Михаил Федорович!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное