Гнездо

И совершенно нехарактерно для себя, удивительно не по-уокеровски, спонтанно, дерзко и с надеждой Уокер опрокинул текилу, проглотил, поставил пустую рюмку на барную стойку, сгреб Джека за мокрый затылок и крепко поцеловал в губы.

Джек ответил на поцелуй, потом отстранился, улыбнулся и сказал:

– Может, начнем выходные с того, что расстегнем тебе ремень?

С тех пор они не расставались.

Стоя у окна их с Уокером спальни в Гринвич-Виллидж (технически на дальнем, самом западном его краю; их дом был последним на западе, если не жить на барже на Гудзоне), Джек смотрел, как посередине реки ползет круизный лайнер, направлявшийся забрать пассажиров с причала 88. Наверное, вечером он снова увидит этот корабль, когда его будут буксировать обратно, пока он не выйдет в открытую гавань и не сможет двинуться на юг. Круиз бы Джеку сейчас не повредил, что угодно, чтобы выбраться из Нью-Йорка, выкинуть из головы Лео и чудовищную из-за Лео мигрень.

День стоял такой холодный, что велосипедные дорожки вдоль реки были пусты. Причал на Кристофер-стрит, через дорогу, уже не был пришедшим в упадок открытым для всех павильоном развлечений, каким был больше двадцати лет назад, когда они с Уокером сюда переехали; не был местом, куда можно пойти повеселиться или позагорать голышом в хорошую погоду. Джулиани расчистил пирсы и превратил всю набережную в чистенькие дорожки и мини-парки для гуляющих и велосипедистов. («Дебилиани», – сказал бы Уокер; он ненавидел род диктатуры, практикуемый Джулиани, почти так же, как решение Коча[43] не разглашать ориентацию.)

Даже вычищенный пирс остался местом, где собиралась гей-молодежь. В любой пронизывающий холод там толклись несколько упертых душ, которые, ежась, пытались заслонить зажигалки от ветра. Джек гадал, почему они не в школе, если они приходили на пирс потому, что больше им идти было некуда. Он завидовал подросткам на набережной, прыгавшим, чтобы согреться, пившим пиво из бумажных пакетов, – ни забот, ни тревог. О чем тревожиться в семнадцать, когда ты молод, тебе все по плечу и ты в Нью-Йорке? Что у них может быть плохо, в самом-то деле? Они вообще волнуются из-за того, что геи, из-за того, что придется открыться семье? Хотелось бы ему, чтобы это было единственным, из-за чего ему приходилось переживать. Он все бы отдал за то, чтобы ему надо было признаться именно в этом.

Джек вынул телефон и открыл «Сталкервиль». Мелоди показала ему приложение в тот день, когда они обедали вместе, и, хотя он над ним посмеялся, возражать, когда она загрузила приложение в его телефон и «соединила» с Уокером, не стал.

– Это затягивает, – сказала она. – Увидишь.

Все это озадачило Уокера.

– Я же тебе всегда говорю, где я. Я или на работе, или с тобой, без вариантов

. Зачем тебе надо еще и по телефону проверять?

– Мне не надо, – сказал Джек. – Просто интересно знать, что могу. Диковато, но интересно.

Оно и правда было диковато, но Джеку пришлось признать, что Мелоди была права: это затягивало – включаешь экран и видишь, как появляется значок с лицом Уокера, а потом блуждающая синяя точка – в аптеке, в магазине, в офисе. Вот сейчас он в спортзале, скорее всего, сидит в сауне, вместо того чтобы заниматься, думает, что приготовить на ужин. И почему-то из-за того, что можно было весь день наблюдать за перемещениями Уокера, видеть, как связаны их жизни, какой небольшой у Уокера мир, насколько он крутится вокруг Джека – вокруг них, – финансовая неразбериха, в которой оказался Джек, удручала его еще сильнее.

Теперь Джек думал об этом реже, но знал, что и жив-то он, наверное, благодаря Уокеру. Когда они познакомились, много лет назад, он как раз куролесил на воле в Челси, на Файр-Айленд, в бассейнах и клубах, и это Уокер настоял на презервативах, а потом потребовал верности. Сначала Джек оскорбился; среди знакомых пар почти не было тех, кто состоял в закрытых отношениях. Они были молоды, свободны, они жили в лучшем городе земли! Но Уокер признавал то, что Джек отказывался видеть: люди болели, им отказывали в лечении, они умирали. Уокер работал с врачами в «Сент-Винсент»; он верил в то, что они говорили о предохранении, и напугал Джека до усрачки.

«Если хочешь каждое утро осматривать свое изысканно прекрасное тело в поисках незаживающих болячек или каждый раз переживать по поводу легкого кашля, это твой выбор, – сказал Уокер как-то в самом начале их отношений. – Но не мой».