— Случилось? — удивился он. — Как будто ничего особенного…
— Мой отец, Пишта Гунар и Штенко нарочно упустили того кабана, — сказала Илона.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю, — уверенно сказала она, бросив на него искрящийся взгляд. — Бабушка Гунарова мне рассказала. Теперь они собрались в корчме и отмечают это.
— Так вот оно что…
Своим сообщением Илона огорошила Павла. Правда, у него и самого возникали такие подозрения. Достаточно было загонщикам нарушить порядок, и зверь мог легко, пропетляв между ними, уйти. А ведь каждый должен был получить свою долю кабаньей туши. И хотя у них дома есть нечего, они нарочно упустили этого огромного кабана.
— Чего ради ты говоришь мне об этом? — спросил он.
— Не ради вас, ради себя, — нахмурив брови и резче, чем прежде, сказала Илона. Вопрос Павла, казалось, задел ее.
Павел медленно чиркнул спичкой, которую уже давно держал в руке, закурил.
— Мне надо идти, — сказала Илона.
Она тут же завязала платок, подышала на озябшие пальцы.
— Куда идти? В Горовцы?
— К автобусу. Боюсь опоздать…
— Подожди. Я провожу тебя…
— Это чокнутую-то девчонку? — смеясь, спросила она.
Павел тоже рассмеялся.
— Ну, пошли! — сказал он, глядя ей в лицо.
Снег скрипел у них под ногами. Дорога тут уже не была расчищена.
VI. СТРАННАЯ ВЕСНА
Какой мне прок от того, что поют птицы? — подумал Гойдич. Он стоял у окна кабинета, смотрел вниз — на узкий дворик, через подворотню видел ноги прохожих. Было раннее утро, начинался теплый и пасмурный весенний день. На высокой стене, огораживавшей двор, пел скворец. В воздухе пахло ожившей землей. На деревьях распускались почки.
Сколько же прошло с той минуты, когда он поднялся со стула, который снова ждет его у рабочего стола? Совещание закончилось в одиннадцать часов вечера. На окутанном клубами дыма столе заседаний еще валялись окурки, спички, клочки бумаги — как после каждого совещания или заседания бюро. И хотя рано утром приходит уборщица и открывает настежь все окна, в кабинете его всегда стоит запах табачного дыма — все здесь прокурено насквозь.
Гойдич отошел от окна, но продолжал слушать скворца. Да, он покинул эти стены почти в полночь, а сейчас еще нет половины седьмого. Дорога — домой и обратно, ужин, завтрак, недолгое ворочанье с боку на бок в постели и каких-то четыре часа беспокойного сна. И вот теперь несколько свободных минут перед обычным сумасшедшим днем, когда лавиной обрушиваются телефонные звонки, посетители, совещания, заседания… Те минуты, когда он может обдумать предстоящие в этот день дела.
Итак, химкомбинат в Глинном. Нет, с этой питьевой водой с ума сойдешь… Надо срочно раздобыть не менее двух цистерн. Они должны непрерывно курсировать туда и обратно. Но лучше, если бы их было три. Надо сейчас же вызвать Ридоша и сказать, чтоб поднажал. Вообще строительство это с самого начала словно кто заколдовал. Сперва крестьяне не хотели продавать участки. А после первого собрания, на котором он держал речь, его чуть ли не палками вытурили из деревни. Потом приходский священник отказался дать согласие переместить статую святого Иозефа и явился на строительную площадку с процессией возмущенных прихожан. Пришлось выдержать самый настоящий бой, чтобы перенести статую в небольшой парк за Глинным. Но для этого потребовалось еще привести в порядок парк.
А поиски по всей республике нужных специалистов, а трудности с жильем — ведь надо было разместить четыреста человек! А сколько сил стоило ему обеспечить строителей автобусным транспортом! О строительных материалах и говорить нечего… Начальник строительства — его каждодневный посетитель. «Если ты, товарищ секретарь, не раздобудешь мне это с помощью партии, мы горим с планом». Значит, партия должна все обеспечить и всех подгонять?! И еще начальник строительства говорит: «Хорошо, что железные балки тяжеленные, их не утащат, не то что известь и цемент. Иначе понадобились бы сторожевые собаки». Сторожевые собаки на строительстве первого в районе промышленного предприятия! Первого завода, который даст людям работу, возможность жить. Да, надо не меньше двух цистерн, но лучше три. Если водопровод проложим к осени, это будет просто счастье! Надо поскорее увидеть Ридоша… Но его пока нет — слишком рано…
А еще нужны — ох как нужны! — зерно и сено. Где их взять, и так, чтобы не украсть. Скот гибнет от бескормицы, хотя мы оказали кооперативам помощь. За последние семь недель пали шестьдесят четыре коровы! А выполнение поставок? Господи! Сколько всяких бед…
Он озабоченно провел ладонью по лбу, отыскал на столе отчет, который вчера вечером, перед заседанием бюро, Павлина должна была переписать. Страшные цифры…
Чичава. В прошлом году в марте сдала 7350 литров, в нынешнем — 1348. Трнавка. Год назад — 4209 литров, теперь — 906. И это при том, что я еще в феврале велел послать им вагон сена и кое-какой фураж. Кооперативные села снизили поставки на тридцать пять процентов, а единоличные — на пятьдесят один процент. Но ведь так не может продолжаться! Врабел прав, когда возмущается: «Ты что же хочешь, чтобы к нам везли молоко из других областей?»