Гнездо аиста

— Но ведь тут все совершенно ясно. — Вне себя от ярости, Сойка хлопнул ладонью по газете: — «Примите к сведению, что сельскохозяйственное производство нам увеличить необходимо». Вот что самое важное! Этому надо все подчинить. А ведь только в кооперативе можно этого добиться. Единоличник и рост производства?! Как бы не так! Ясно, что и в кооперативе все должно быть в порядке. А у нас? — Он вздохнул. — Только за полгода наш район задолжал девятьсот сорок тонн мяса и почти четыре миллиона литров молока. Дружище, кооператив — это тебе не голубятня, согласен?

Сойка так прижал газету к столу, что пальцы побелели.

— При Гойдиче у нас ослабела хватка. А из того набора в кооператив, что задумали Бриндзак с Врабелом, ничего путного не получилось. Он вообще не состоялся. Слишком долго мы собирались. А теперь подымает голову всякий сброд. Подумать только, в Чичаве вчера кооператоры начали молотить, а вечером весь урожай растащили по домам! Некоторые даже попрятали его у единоличников в Жабянах. А как у вас?.. Ведь с теми, кто ездил в Прагу, и с теми, кто их туда послал, можно разговаривать только со всей решительностью. Если действительно болеешь за наше дело… — Гнев заглушал в нем растерянность. — Как раз теперь, когда американцам так всыпали в Корее, люди видят, что мы сильнее! И в такой момент нам отступать?! Нет, дружище, я не теряю надежды, что теперь мы все наладим. Какие могут быть переговоры с бездельниками? Этим я заниматься не стану. Будь они все неладны!

Так вот что тебя задело в статье? — думал Демко. Это для тебя самое важное? Именно теперь? А вот я так не думаю. У тебя одна болтовня, одни громкие слова, а сам ты ни на что не способен. И тут тоже пропасть.

Дверь открылась.

На пороге показался высокий, стройный парень в синей рубахе Союза молодежи. В руках у него были защитные очки мотоциклиста и сумка.

— Эвжен, выйди на минутку! — сказал он.

— Что случилось? — спросил Сойка, но тут же поднялся и вышел.

Демко остался один. Он сидел на стуле у окна и смотрел вниз, на соседний двор, на низенькие домики, прижавшиеся друг к другу. На крыльце одного из них сидела женщина. Лучи солнца падали ей на плечи и колени, в руках она держала миску с огурцами. Из другого домика вышел со скрипкой под мышкой цыган в черном костюме и белой рубашке с галстуком бабочкой. Он наклонился и что-то шепнул женщине, та громко и беззаботно засмеялась. Другая женщина стояла в нижней юбке у корыта и стирала белье.

На ступенях у входа в районный комитет несколько человек окружили вахтера, что-то кричали, размахивали руками.

Наконец Сойка вернулся. Он был явно растерян, нервно потирал руки.

— Послушай, — сказал Демко, — я хотел бы поговорить с Бриндзаком.

Сойка смерил его взглядом.

— С Бриндзаком? Поздно ты хватился. Его вызвали в область. — Он принялся смахивать со стола крошки, ему не терпелось закончить разговор, сейчас его, видимо, занимали совсем другие заботы. — Да, чтобы не забыть, — спохватился он. — Коров своих на всякий случай держите подальше от деревни.

Демко поднялся.

— Погоним их домой, — сказал он уже в дверях.

Площадь была залита солнцем. По обе стороны теснились ряды лавчонок. Скрипели колеса телег, слышался конский топот. Люди с серьезными и улыбающимися лицами проходили по площади, останавливались. Над площадью стояла горячая пыль и запах конского пота.

На заборе перед облупленной стеной синагоги висела огромная доска с названиями кооперативов, разделенная на квадратики. На ней должно было отмечаться выполнение поставок зерна, мяса, яиц. Но квадратики оставались пустыми.

«За быструю социализацию деревни», — прочитал Демко плакат над доской. Острые, угловатые буквы должны были подгонять время.

Демко зашагал дальше. Переулок справа вел к Лаборцу. Здоровенный небритый цыган точил ножи. Стояли женщины с котомками и корзинами. Лук, немного помидоров, кучка стручковой фасоли и перца, сливы, яблоки. Плетеночки с яйцами, заботливо прикрытые платком. Это был рынок.

Широко распластав крылья, над площадью пролетел аист; его тень, скользнув по головам прохожих, унеслась за шоссе.

— Товарищ Гойдич! — крикнул Демко, увидев бывшего секретаря районного комитета.

Гойдич вздрогнул и остановился. Удивление и недоверие мелькнули в его взгляде. Он даже отступил на шаг, но потом узнал Демко; протянул ему руку.

— Что ты тут делаешь? — Гойдич похлопал Демко по спине так же, как он это делал раньше, — бодро, по-дружески, но в глазах его была растерянность.

— Я от Сойки, — сказал Демко, кивнув головой в сторону здания напротив синагоги.

Гойдич закурил сигарету. Демко показалось, что он похудел, но выглядит здоровее, чем прежде. Демко вдруг стало мучительно неловко.

— Как поживаешь, товарищ Гойдич?

Гойдич улыбнулся и пожал плечами.

— Как тебе там, на стройке?

— Хорошо. Я работы никогда не боялся, и руки у меня крепкие.

Оба помолчали.

Взгляд Демко снова упал на доску с вылинявшим плакатом и пустыми клетками.

— Мне кажется, — сказал он, — что мы соревнуемся в том, на кого больше собак навешают.

В уголках рта Гойдича появились едва заметные горькие складки.