Гнилые болота

Кто долго толкался въ большихъ и малыхъ, въ губернскихъ и уздныхъ городахъ нашей матушки Россіи и ознакомился съ физіономіями ихъ обитателей, начиная отъ заплывшаго жиромъ и отупвшаго купчины съ окладистой бородой и толстымъ носомъ въ вид поношенной туфли, до тощаго франта со стеклышкомъ въ подслповатомъ глазу, живущаго весьма подозрительными средствами, — тотъ, врно, знаетъ своеобразный, только у насъ возможный типъ обнищавшей барыни-аристократки, типъ, ведущій свое начало изъ временъ екатерининскихъ. Это личность истинно-трагическая, и тмъ боле грусти наводитъ она, что сама всмъ своимъ существомъ, всми поступками накупается на смхъ. Нанимаетъ она обыкновенно отдльный домикъ на курьихъ ножкахъ и передетъ изъ него только въ могилу; при ней доживаютъ свой скорбный вкъ двое или трое изъ ея уцлвшихъ крпостныхъ людей. Чмъ питаются эти дряхлые люди, — почти неизвстно; но что питаются они плохо, — это видно по ихъ испостившимся лицамъ; они похожи на мертвецовъ, которыхъ забыли положить въ гробъ и похоронить. Обыкновенно единственнымъ источникомъ доходовъ барыни бываютъ деньги богатыхъ родственниковъ-аристократовъ, осаждаемыхъ письмами этой бдной тетушки или троюродной бабушки. Ея прошлаго никто не знаетъ. Зачмъ и почему вышла она изъ своего круга и обнищала? почему — прапорщица Нитькина — она подписывается и величается всми княжной Дружиной-Суздальской или графиней Шемякиной? — все это покрыто мракомъ неизвстности. Въ жизни старушки былъ какой-то любовный романъ съ скандальною завязкой; но она старается не вспоминать о немъ, какъ о глупомъ и необузданномъ поступк. Когда-то давно, молодость, истинное чувство, кипучая страсть изорвали въ клочья и затоптали въ грязь пеленки, въ которыя пеленаютъ людей дикіе сословные предразсудки;- но молодость прошла и унесла порывы чувства, а на мсто ихъ, въ очерствломъ сердц проснулись и закопошились сожалнія о мишурномъ блеск. И вотъ старушка заботливо собираетъ клочья ею же разорванныхъ пеленокъ, сшиваетъ ихъ неврною дрожащею рукою и силится уврить всхъ людей, весь міръ, что пеленки цльныя, а не сшитыя. Люди въ сомнніи качаютъ головами, но, за давностью, не помнятъ событій ея жизни и не могутъ указать на истину. Зато личность старушки извстна всмъ въ город: и босоногимъ уличнымъ мальчишкамъ, показывающимъ ей языкъ, и высшимъ городскимъ властямъ, на которыхъ барыня сердита за ихъ непочтительность къ ней. Весь городъ знаетъ ея бархатный салопъ, подбитый мхомъ не то песцовымъ, не то волчьимъ, ея шляпку допотопнаго покроя съ обдерганными перьями, непремнно съ перьями, ея морщинистое лицо, большею частью нарумяненное и набленное (это не признакъ кокетства, но во время ея молодости блились вс княгини)… Вообще вся одежда носитъ печать того покроя, который былъ въ мод во дни ея расцвтанія; она является какой-то нетлнной муміей, перенесенной въ пеструю толпу ликующихъ людей и модныхъ одяній; сроватою, ветхою картинкою модъ прошлаго столтія, случайно попавшею въ блистающія близною страницы моднаго журнала за послдній годъ. Вс знаютъ ея отощавшаго лакея въ порыжвшей ливре съ безчисленнымъ множествомъ воротниковъ и въ громадной, треугольной, взъерошенной шляп; потупивъ голову, выступаетъ онъ за барыней и косо глядитъ на насмшливыя лица молодыхъ лакеевъ-зубоскаловъ… Неодолимою грустью ветъ отъ этихъ покойниковъ… Этотъ типъ барыни не важенъ самъ по себ, какъ отжившій свой вкъ и, мало-по-малу, зарывающійся въ могилу, но важно то, что и эти женщины были матерями законныхъ и незаконнорожденныхъ дтей, воспитанныхъ въ аристократическихъ преданіяхъ, плохо образованныхъ и озлобленныхъ бдностью. Эти дти играли и отчасти еще играютъ видную роль въ нашемъ обществ. Моя бабушка совершала жизненный путь при тхъ условіяхъ, какія образуютъ сейчасъ описанный типъ; стоило ей немного состарться и начать румяниться, — она сдлалась бы его представительницею. Читатель догадается, чмъ могъ сдлаться дядя подъ вліяніемъ бабушки.