Гнилые болота

Бабушка долго горевала по муж; являлись къ ней утшители, но она ихъ выгнала вонъ. Бабушка осталась врна первой своей любви, хотя и подписывалась на письмахъ княжной Тресково-Обуховой, даже забывая поставить слово: урожденная. Чтобы не умереть съ голоду, она обратилась къ братьямъ, давно дослужившимся до значительныхъ чиновъ; князьямъ въ т времена, какъ и всегда, чины шли скоро, и бабушка показывала мн одного старика-князя, который на восемнадцатомъ году имлъ дв иностранныхъ звзды, что ему папаша выхлопоталъ. Братья хладнокровно прочли трогательныя просьбы — письма сестры, однако въ помощи ей не отказали, не желая видть нищею одну изъ княженъ Тресково-Обуховыхъ: каждый братъ назначилъ ей по 25 рублей ассигнаціями ежемсячной пенсіи. На эти эти въ то время можно было жить сносно, но бабушка не умла разсчитывать. Ея жизнь была длиннымъ рядомъ роскошныхъ обдовъ и голодныхъ дней, шитья богатыхъ нарядовъ и закладыванья ихъ въ частныя руки, гд наряды и пропадали. Дти ея подросли, и настало время ихъ образованія. Она ршилась воспитывать ихъ дома. Для нкоторыхъ предметовъ наняла учителей, другіе преподавала сама. Что же она знала? Французскій и англійскій языки, танцовать и плохо писать по-русски: исписанная ею бумага походила на листъ, по которому въ продолженіе цлаго лта ходили мухи. Этимъ же премудростямъ научились и дти. Учитель, взятый для сына бабушки, не могъ справиться съ мальчикомъ. Ребенокъ былъ горячъ и гордъ. Одно строгое слово, сказанное ему, ожесточало его, а вмст съ нимъ и бабушку; затмъ слдовало изгнаніе учителя. И то сказать, хороши тогда были и учителя; нужно было имть очень здоровый желудокъ, чтобы переварить ихъ науку и обращеніе. Смна учителя продолжалась до тхъ поръ, пока дядя не вытолкалъ собственными своими руками одного семинариста. «Довольно мн учиться, — объявилъ онъ, — я знаю больше, чмъ вс эти поповичи вмст». Бабушка подумала-подумала и ршила, что, врно, оно такъ и есть, какъ говоритъ Пьеръ. Пьеръ получилъ дозволеніе отдыхать отъ утомительныхъ трудовъ и ждать, когда прідетъ Василій, старшій братъ бабушки, отъ котораго ожидали протекціи и мста.

Во время изгнанія послдняго учителя, дяд Петру было 19 лтъ. Кумиръ бабушки — она думала черезъ него снова попасть въ аристократическій кругъ — избалованный донельзя, дядя поражалъ каждаго человка нжною красотою своего лица, ловкостью и кошачьей гибкостью тла, гордымъ и блестящимъ взглядомъ и рдкимъ умньемъ говорить. Его рчи то восхищали васъ поэтическою строкою изъ послдняго стихотворенія, пропущеннаго вами безъ вниманія гд-нибудь въ альманах, то поражали мткою остротою, не дядей выдуманною, но которою онъ умлъ ловко воспользоваться, то сверкали, какъ мелкіе брызги каскада, то смущали немногословнымъ рзкимъ приговоромъ. Такая разговорная гимнастика, какъ она ни пуста, важна для нашихъ изнывающихъ отъ скуки гостиныхъ; хозяевъ она спасаетъ отъ головоломной работы занимать гостей, гостей — отъ неприличной судорожной звоты. Хозяева и гости дорожать плясунами на фразахъ. Они дорожили и дядею. Онъ здилъ по баламъ, по театрамъ, и для полнаго его счастья недоставало только гвардейскаго мундира. У насъ юноши весьма часто попадаютъ въ кружки боле значительные, чмъ тотъ кругъ, къ которому они принадлежатъ. Когда одинъ изъ нихъ первый разъ появляется на пирушк людей высшаго полета, то друзья хозяина обыкновенно спрашиваютъ у него вполголоса: «кто сей юный?» — «А чортъ его знаетъ, — въ театр познакомились; кажется, не тупица, а, впрочемъ, можетъ-быть, и пустой малый!» Разговоръ тмъ и кончается, и юноша до-поры-до-времени считаетъ себя пріятелемъ важныхъ по рожденію господъ и, поступивъ на службу, иметъ удовольствіе видть, какъ эти господа начинаютъ не узнавать его, одтаго въ печальный костюмъ рыцаря чернильницы. Этихъ юношей можно раздлить на два разряда: къ первому принадлежать юноши-пролазы, обращающіеся изъ пріятелей важныхъ господъ въ ихъ агентовъ, разсыльныхъ и пажей; ко второму разряду относятся юноши; обманывающіеся насчетъ своего настоящаго положенія въ свт; они или длаются врагами прежнихъ пріятелей, или, разлученные съ ними во-время перемною мстопребыванія, считаютъ ихъ до гроба не только пріятелями, но и друзьями. Первые гадки, вторые жалки. Дядя принадлежалъ ко вторымъ; онъ познакомился съ молодежью, составлявшею цвтъ тогдашняго петербургскаго общества. Умная молодежь видла въ немъ только заносчивую рзкость и не спшила сойтись съ нимъ, отвчая на его поклоны поклонами и перебрасываясь съ нимъ нсколькими незначительными фразами; она оставляла его, вмст съ толпою ему подобныхъ людей, въ хвост своего кружка. Дядя зналъ, что длалось на пирушкахъ молодежи, но не зналъ, что говорилось въ ея кабинетахъ. Имена этихъ людей были громки, и дядя сталъ уврять себя, что онъ ихъ другъ. Глупо-гордые люди имютъ несчастную способность обманывать самихъ себя, приписывая себ небывалое значеніе, и начинаютъ зазнаваться, поднимать носъ, а это подниманье носа составляетъ истинное несчастіе ихъ жизни въ минуту паденія.