Гобелены грез

— Прекрасно! — Было первым словом короля, однако, как только до него дошел смысл изображенного, он бросил взгляд на сэра Оливера и нахмурился. Сэр Оливер выразил свое согласие с мнением Стефана слабым кивком, стараясь не показывать, что он заметил выражение его лица после произнесенного восклицания. Губы Стефана искривились.

— Итак, — спокойно произнес он, — мой приход не был неожиданностью. Это полотно не могло быть выткано за несколько часов или даже в течение дня. Кто…

Улыбка Одрис застыла на ее губах. Она заметила напряженное состояние дяди и осознала, что совершила ошибку, принеся гобелен. Какая я глупая, — подумала она, — что не придала значения чувствам тети, а ведь она испытывала нечто более сильное, чем простой испуг от предсказаний. Мне надо было раньше попытаться узнать, что происходит. Я могла бы послать за гобеленом и позже. Она обвиняла себя с еще большей горечью, так как не переставала думать о последствиях своего поступка. Ее единственным желанием было избавиться от полотна, доставившего столько тревог.

— О! Как это удивительно! — воскликнула Одрис, прервав Стефана. — Клянусь, я не знала, что вы намереваетесь нанести сюда визит. Эта картина — лишь плод моих надежд и желаний. Бруно говорил мне, что собирается к вам за помощью, после того, как Саммерфилд угрожал взять Джернейв силой, а мой дядя отказался сдаться. И я… испугалась.

Это была неправда: Одрис, полностью отдавшаяся работе, не испытывала страха. Но она по своей природе не была лгуньей и голос ее дрогнул, сразу же убедив всех в обратном.

— Поэтому я выткала картину, чтобы себя успокоить, — закончила она.

Стефан снова улыбнулся, так как объяснение Одрис выглядело разумным, хотя и недостаточно убедительным. Он кивнул сэру Оливеру, но его слова были обращены к Одрис.

— Я не хотел тебя напугать, дитя мое.

Эта фраза вызвала ответную улыбку.

— Я не дитя, милорд. Я знаю, что мала ростом, но похоже, больше уже не вырасту. Мне скоро будет двадцать три.

— И до сих пор она не замужем! — воскликнул Стефан. — Как это так?

Одрис поняла, что попала в ловушку, но было уже поздно. Глубокое удовлетворение Стефана ее ответом вызвало в нем едва уловимое самодовольство, проявившееся в осанке, характерном движении пальцев и наклоне головы хотя на его лице сохранялось выражение сочувствия. Это удовлетворение подтвердило ее догадки о намерениях короля, прежде чем они были выражены словами. Стефан, так же как и Бруно несколько недель назад, считали дядю виновным в ее затянувшемся девичестве. Однако король, у которого была власть, мог пренебречь дядей и выбрать ей мужа по своему усмотрению.

На мгновение Одрис застыла в паническом ужасе. Затем ее быстрый ум нашел решение. Итак, король хочет обмануть бедную невежественную девушку и насильно выдать ее замуж, не так ли? Одрис была уверена, что только дядя имел право выбрать ей мужа. И несмотря на ее отказы, это право за ним сохранялось.

— Увы, сэр, — вздохнула Одрис, виновато опуская голову, — боюсь, это все из-за моей чрезмерной странности. Дядя, наверное, готов свернуть мне шею, разгневанный моими отказами. Он передал мне целую гору предложений, но я не смогла найти человека, понравившегося мне, а сэр Оливер так добр и ласков, что не желает меня принуждать.

На этот раз улыбка застыла на лице Стефана. Хью, который шагнул вперед, пожелав лучше рассмотреть гобелен, увидел жесткую складку вокруг губ короля. Он не удивился тому, что Стефан отчасти был ошеломлен. Хью и сам с трудом верил в услышанное. Он был убежден, что склонившая голову Одрис произнесет традиционные слова: — Сэр, я буду счастлива иметь мужем того, на ком остановится ваш выбор. Теперь же Хью, затаив дыхание, разрывался между восхищением, причину которого он отказался признать, и обеспокоенностью, что король придет в ярость от услышанного.

Однако Стефану не удалось ответить: сэр Вальтер Эспек громко и от души рассмеялся.

— Девушка, ты, я думаю, капризничаешь, потому что слишком разбалована. И тем не менее твой дядя волен мириться с тобой, а нас это не должно касаться.

Эти слова были адресованы Одрис, но последняя фраза явно предостерегала короля. Если бы сэр Оливер проявлял какие-либо признаки недовольства, принимая Стефана, то Эспек и другие северяне могли воспринять его двусмысленное поведение как попытку оправдать перед королем свои действия в отношении замужества племянницы. Однако теплый прием, оказанный сэром Оливером королю, исключал это предположение.

К тому времени Стефан оправился от удивления, и если даже понял скрытое предупреждение, то не подал виду.

— Не думаю, что девушка капризничает, — произнес он. — Тот, кто может сделать такую прекрасную работу, — он указал на гобелен, — и в самом деле может быть наделен особым вкусом. Может быть, из моих рыцарей ей кто-нибудь и приглянется.