— Знаешь, чего, Андрюха, — смахнув ладонью с лица пот, сказал Вечный. — Я вот думаю, а хорошо фашисты так устроились… Живут в квартирах, как до Войны, с водой горячей и холодной, с отоплением… — он осторожно, без щелчка, откинул приклад своего АКМС, который складывал на время, пока лезли через теплотрассу. — А мы в избушках, как при царе Горохе… и поля сами на бычках да на лошадках пашем… — Вечный накинул ремень автомата на шею. — И воды у нас нету в кране, и крана нету.
— Так это же известный факт, Ёся, — Молотов похлопал товарища по плечу. — Всю воду в кране ты с Сарой и ваши родственники выпили. Потому и нет её у нас, — с этими словами он поправил на разгрузке кобуру с длинным пистолетом. — Хватаем сумки и потащили!
Свой ПКМ и боекомплект к нему Молотов оставил с велосипедом, — если фашисты накроют, толку от него всё равно будет мало. Вооружён командир группы и всего отряда был умело доработанным «Макаровым» с самодельным глушителем. Не ПБ, но всё же. От такого оружия сейчас пользы могло быть куда больше, чем от двенадцати с половиной килограммового пулемёта Калашникова.
Сухопутный крейсер «Адольф Гитлер» представлял из себя сцепку из двух поднятых на двенадцать четырёхколёсных самолётных шасси пассажирских вагонов; на одном вагоне высились четыре длинные мачты, снятые с какого-то речного, или даже морского судна, а из окон второго вагона, служившего прицепом к первому, торчали зачехлённые стволы крупнокалиберных пулемётов. Крейсер стоял прямо посреди улицы имени академика-антисоветчика. Улица в месте стоянки была с двух сторон перекрыта. Вокруг «Адольфа» прохаживался часовой.
Ефрейтор Кречет заступил на пост в 2:00. Нести службу на посту у «Адольфа Гитлера» для всякого пехотинца считалось делом почётным. Служба в пехоте — это, конечно, не служба в «Молнии», но и не работа сантехника, как у его отца. Попасть в «Молнию» можно двумя путями: первый — через Школу Мужества, в которую поступают с двенадцати лет сыновья состоятельных родителей, могущих себе позволить держать не менее двух рабов, или круглые отличники из обычной школы; второй же путь — через службу в пехоте. Но в пехоте следовало себя показать, чтобы ротный написал ходатайство полковнику. Отбор был строгим: пять человек из сотни в год — всего сорок пять бойцов из девяти сотен пехотинцев получали право на изображение молнии на правом виске. Кречет был образцовым солдатом; безукоризненно выполнял все приказы командиров и начальников, постоянно занимался самоподготовкой, бдительно нёс караульную службу. Потому и охранял сейчас грозное оружие Рейха — тяжёлый сухопутный крейсер «Адольф Гитлер».
Кречет бодро прохаживался по тротуару вдоль здания Штаба ВС НСР мимо парусника, широко расставленные колёса которого занимали почти всю проезжую часть улицы, от ограды со стороны перекрёстка с улицей Бродского до противоположной ограды на перекрёстке с Алексеевой и обратно — вдоль здания напротив, которое занимал Инженерно-технический департамент Рейха. Песочная форма его была тщательно отглажена, сам Кречет гладко выбрит, уставная кепи на лысой голове сидела строго правильно, оружие — потёртый древний СКС, безупречно начищенный — в положении изготовки для стрельбы стоя.
Он прошёл две трети расстояния до улицы Бродского, когда через ограду сзади перемахнул крепкий широкоплечий человек в застиранном камуфляже расцветки «флора», некогда распространённой в войсках несуществующей ныне страны. Лицо и руки человека были серого землистого цвета, из оружия у него был только нож с воронёным клинком. Человек бесшумно перебежал от ограды к паруснику и скрылся в тени за крайней тележкой шасси.
Дойдя до ограды, Кречет заметил вдали на площади перед Рейхстагом патруль. Это были парни из «Молнии». Остановившись на минуту, Кречет мечтательно посмотрел в их сторону.
Поравнявшись с передними шасси «Адольфа», выступавшими на полтора метра перед кабиной, Кречет сошёл с тротуара, обошёл левую переднюю тележку и, выйдя на середину дороги, быстро присел и посмотрел под парусником. Ему показалось, будто он заметил какое-то движение. Свет от фонарей падал на растрескавшийся асфальт асимметричными полосами, чередуясь с тенями от двенадцати четырёхколёсных тележек, на которых стоял парусник.