— Гриша, минуточку внимания. Мы тут обсуждаем один философский вопрос. Ты знаешь, что такое философия? Не думай, что вся философия состоит в том, чтобы нарезать сулгуни как можно тоньше. — Отар повертел перед носом буфетчика прозрачным ломтиком сулгуни. — Ты не ради зарплаты корпишь здесь, а деньги делаешь. Если бы ты сидел на одной зарплате, ты бы и отпуском пользовался. Но ты делаешь деньги, и чем больше их у тебя, тем ненасытнее становится твоя душа, тебе уже не хочется терять ни одного дня. Деньги — это магнит, мой Гриша. А сейчас не мешай, а то знаешь! — погрозил пальцем Отар и повернулся к Тамазу. — Все его умственные и физические потребности сводятся к одному, — как можно больше заработать. Кроме денег, его ничто не волнует. Затем он строит себе великолепный дом, обставляет его дорогой мебелью. В семье никто не интересуется музыкой, но непременно покупается инструмент. Рояль уставляется хрустальными вазами. Меняется мода — он набивает книгами резные шкафы. Одним словом, дом процветает. Приходят в гости то брат, то сват, то односельчанин, то друзья и знакомые. Полное благополучие — всех гложет зависть. Ползет слух, что Гриша сказочно живет, что дом у него — полная чаша. Теперь слушай внимательно, я перехожу к философскому обобщению моих наблюдений. Но, прежде чем я ознакомлю тебя с ними, давай, пожелаем долгих лет жизни нашему Грише, послужившему наглядным примером моей теории.
Отар чокнулся с Тамазом, затем с буфетчиком.
— Будь здоров, дядя Гриша! Всего тебе хорошего! И перестань гробить себя ради этих проклятых денег, немного поживи по-человечески, хоть на старости лет оглянись вокруг!
Тамаз сказал три слова: «Будьте здоровы, батоно!» — ради приличия поднес бокал к губам и снова поставил на стол.
В буфет вошел мужчина в тренировочном костюме, видимо, проживающий в гостинице.
— Дядя Гриша, скажи спасибо и займись клиентом.
— Будьте здоровы, дети, всего вам доброго! — Гриша встал, унес полный бокал шампанского, спрятал его в шкафчик и вежливо обернулся к посетителю.
— Гриша нам пока не нужен. — Отар снова наполнил свой бокал, — На чем я остановился? Да, приходят братья, родственники, односельчане, друзья-приятели, смотрят на его великолепие и проникаются почтением. И Гриша испытывает тогда чувство превосходства — как награду за все мучения. Он и дальше будет гробить себя, укорачивать свою жизнь, чуть ли не сутками торча в этом буфете, лишь бы и впредь чувствовать, что он выше кого-то, лишь бы и впредь наслаждаться своим преимуществом перед близкими, знакомыми.
Отар взял лежащую на столе пачку сигарет, закурил и спросил друга:
— Не скучаешь?
— Наоборот, — улыбнулся Тамаз.
— В прошлое воскресенье мы ездили охотиться на перепелок. В компании со мной было еще четверо. У троих, как и у меня, простые «тулки». А у одного, хозяина машины, как выяснилось позже, — «голанд-голанд». Он за это ружье отвалил две тысячи, двадцать тысяч на старые. Скажи, не все ли равно, из какого ружья стрелять по перепелке? Но нет, он не пожалел таких огромных денег, чтобы наслаждаться чувством превосходства. Вся соль тут не в том, что у него «голанд-голанд», а в том, что ни у одного из нас нет такого. Если бы и у остальных были «голанды», чего бы стоило его ружье! Понятно?
— Понятно! — усмехнулся Тамаз.
— Почему ты улыбаешься?
— Меня удивляет твоя способность, вернее, я завидую тебе. Я никогда не могу судить обо всем с таким юмором.
— Какой уж тут юмор, я отлично помню время, когда во всем Тбилиси насчитывалось сто семь квартирных телефонов. Ты должен хорошо помнить, что означало тогда иметь собственный телефон.
— Помню, — кивнул Тамаз.
— Для тебя не секрет, что телефон необходим только тогда, когда он есть у всех, когда ты можешь в любое время позвонить кому захочешь. Но, когда в Тбилиси было сто семь квартирных телефонов, владельцы их яростно выступали против строительства новой телефонной станции. Телефоны ставили на лакированные столики, словно те были драгоценными китайскими вазами. Счастливым обладателям их было наплевать на назначение телефона, главным являлось чувство превосходства, а блестящие аппараты становились символом этого превосходства. Может быть, тебя не занимает мой разговор?
— Во многом ты прав, но…
— Никаких «но»! Я иду дальше. Допустим, ты живешь на необитаемом острове, у тебя есть дома, машина. Одним словом, ты обеспечен всеми житейскими благами. И все они приедаются тебе за две недели, если на острове нет другого человека, перед которым ты можешь проявить свое превосходство. Превосходство, которое ослепляет тебя, наполняет блаженством, возвышает в собственных глазах.
— Отар, будет тебе!
— Что, дружок, тяжело слушать правду?
— Нет, я совсем о другом. Все это мелочи, которым не стоит уделять столько внимания.
— Э, мой Тамаз, именно такие мелочи каждый день отравляют нам жизнь.
— Погоди.