Год багульника. Тринадцатая луна

Он увидел, как эльфа дернулась, будто пытаясь отстраниться от его слов. В следующий миг ее синие глаза медленно поднялись на князя Рас-Сильвана.

— Он не человек…

До Лагда не сразу дошел смысл сказанного — когда же он понял, какую участь уготовила себе его любимица, слова застряли в горле. Некоторое время отец и дочь стояли, молча глядя друг на друга. Наконец, Лагд тихо произнес:

— Ты ходишь по лезвию ножа, дочка — рано или поздно его природа даст о себе знать, и тогда не жди милости от сына Хэур-Тала. Сердце рыси не ведает пощады!

— Я ничего не жду, отец — я лишь иду по тому пути, что мне уготовила Эллар.

Старший веллар взглянул в глаза дочери и понял, что ее решение непреклонно. Он удивился тому, как она вдруг повзрослела или даже постарела за это недолгое время. Он решился на последний аргумент:

— Вопросы души и сердца каждый решает сам, но ты — старшая веллара Рас-Сильвана и не можешь как угодно распоряжаться своей жизнью. Твое место здесь, рядом со своими людьми!

— Отец, я знаю, что я делаю, — тихо ответила она, поднимая голову. — Прости, но я уже не передумаю.

И, помолчав, она быстро вышла из зала, оставив веллара наедине со своим горем. Поистине проклятым был этот день, принесший сразу две печальных новости, и не одному только Лагду…

Косое вечернее солнце уже заглядывало в окна, когда у двери зала раздались легкие шаги, и в следующее мгновение своей стремительной походкой в комнату вошел Кравой. Тени под высокими сводами побледнели, как будто спугнутые солнечным лучом.

— Ты звал меня, владыка — прости, что задержался!.. — его голос звучал молодо и звонко.

Лагд медленно поднял тяжелый взгляд — не хотелось ему причинять боль солнечному эльфу, не хотелось верить, что отеческим мечтам уже не суждено сбыться… Когда же он заговорил, каждое его слово было подобно упавшему камню.

— Кравой, я знаю, что ты давно любишь мою дочь…

Лицо краантль залилось краской при этих словах, он попытался что-то сказать, но Лагд продолжал, не обращая на него внимания:

— И я не мог желать для нее лучшей судьбы, как если бы ее взял на сердце старший жрец храма Краана.

Карие глаза Кравоя просияли. Увидев его радость, Лагд невольно отвел взгляд. Глубоко вздохнув, он продолжал:

— Но свет луны одинаково освещает пути радости и печали — воля богини бывает неисповедима… Ты должен забыть Моав — отныне ее сердце закрыто для тебя навсегда.

Под резными сводами повисла мертвая тишина — Кравою казалось, что бешеный стук его сердца эхом отражается от стен. Наконец, он заговорил, и слова его звучали хрипло и задавлено:

— Кто он?..

— Этого я тебе не могу сказать — Моав не пожелала назвать его имени… — веллар запнулся и бросил быстрый взгляд на краантль. — Он не из Рас-Сильвана. Больше я ничего не знаю, Кравой. Прости мою дочь, если сможешь…

Солнечный эльф ничего не ответил, неловко поклонившись, он развернулся к двери и быстро вышел из комнаты.

***

Весь вечер Кравой искал встречи Моав и в то же время боялся увидеть ее. Он не знал, что скажет ей — в один миг его всегда стройные мысли спутались, словно подхваченные порывом ветра. Как ему теперь говорить с той, с той, что скоро станет чужой кейнарой?! Столько лет жившие в едином порыве, за один вечер они вдруг стали такими далекими! Он не мог представить свою жизнь без Моав, ведь она была для него всем — другом, судьей, советчиком, а главное, женщиной — единственной, вобравшей в себя тайны всех женщин мира, бесконечно странной и в то же время такой близкой и родной. И вот теперь он должен был дать ей уйти…

Словно потерянный бродил солнечный эльф по дворцовому саду с этими невеселыми мыслями. Рассеяно свернув на очередную дорожку, он вздрогнул — он чуть не налетел на Моав: вооружившись большими ножницами, та срезала с куста белые розы. В лунном свете она казалась такой тонкой, такой прекрасной!.. Сердце Кравоя мучительно сжалось, но тут же снова заколотилось как бешеное — от него не смогло ускользнуть волнение Моав. Завидев солнечного эльфа, она вздрогнула и тут же низко-низко опустила голову. На негнущихся ногах Кравой подошел к ней, сглотнул.

— Что ты делаешь? — чужим, хриплым голосом спросил он и тут же сам осознал нелепость вопроса.

От его слов Моав как будто вся съежилась, маленькая ручка судорожно сжала ножницы.

— Лунные розы уже почти распустились… — чуть слышно проговорила она, не поднимая глаз, и неестественно машинальным движением протянула ему одну из роз.

Кравою показалось, он может расслышать, как часто-часто бьется ее сердце. Не в силах вымолвить ни слова, он взял из ее рук нежный цветок на колючем стебельке. Моав, точно заколдованная, не отрываясь, смотрела, как его тонкие пальцы крошат прекрасный цветок. Смятые перламутровые лепестки снегом упали под ноги краантль… Наконец, он собрался с духом.

— Это правда, что ты нашла своего кейнара и что он не из нашего города? — быстро спросил он, глядя в сторону.

Ножницы в руках Моав резко щелкнули, перекусив тонкий стебелек.

— Правда…

Несколько мгновений оба молчали. Резко отбросив остатки цветка, Кравой порывисто схватил руку лунной эльфы и сжал ее.