Год багульника. Тринадцатая луна

— Скажи, если бы у тебя было какое-нибудь желание… ну очень большое, и был бы лишь один шанс из тысячи, что оно сбудется, и ради этого призрачного шанса пришлось бы ждать — долго ждать! — что бы ты сделал?!

— Я бы ждал.

— Долго?

— Всю жизнь.

Моав сглотнула.

— А если бы ты понял, что надежды уже почти совсем не осталось?

— Я бы все равно продолжал ждать…

— Что ты говоришь?! Жизнь же не бесконечна, даже у высоких магов! — с болью в голосе воскликнула она.

— Это не повод делать ее к тому же еще и бессмысленной, — ответил он.

Моав порывисто прильнула к нему, уткнувшись в его одежду. Жрец солнца растерялся еще больше — он не знал, что сказать, что сделать, чтобы успокоить ее! До него донесся задавленный, чуть слышный голос, едва похожий на звонкий голосок маленькой веллары:

— Ты веришь в чудеса? В настоящие чудеса…

— Да, — тихо ответил он, целуя темнеющий пробор в ее волосах.

Больше она ничего не сказала. Лучи бледной зари уже разгоняли ночной холод, а Кравой все еще бережно гладил бело-лунные волосы эллари, уговаривал не плакать, хотя чувствовал, что даже само солнце не сможет развеять горе, которого он даже не знал.

Моав покинула Рас-Сильван на рассвете — через Лунные ворота, так же как и явилась. Не увидевшись напоследок ни с Кравоем, ни с кем другим из своих друзей — старшая веллара никогда не любила прощаться. В зале Лунного Света ее провожал лишь отец — без лишних расспросов и разговоров. Да и о чем было спрашивать дочь князю Рас-Сильвана, если она уже все ему рассказала… Когда Лунные ворота закрылись, Лагд еще долго стоял в опустевшем зале; те, кто давно его знал, наверняка заметили б, как всего за одно мгновение постарели синие глаза веллара.