Год беспощадного солнца

Еще с час Мышкин оставался в лещиннике, совершенно окаменевший. И когда почувствовал, что за грудиной у него появился кусок льда, встал и спокойно, равнодушно, не глядя по сторонам, двинулся к дому. Бесстрастно глянул на убитых, подобрал номера от лексуса, потом швырнул их на землю. Поднял, тщательно вытер рукавом и снова бросил. Постоял, разглядывая трупы, и пошел к своей машине.

Посидел за рулем, осмотрел укушенную руку – кровь остановилась сама. Завел двигатель, и, не включая свет, неторопливо, со скоростью пешехода, выбрался на Средне-Выборгское шоссе.

Он стал на обочине. Что-то с ним случилось. Что-то внутри сдвинулось. Так он сидел, пока не понял: он только что потерял чувство страха. Ничего хорошего.

Прямо над его головой, неожиданно зашипев, взорвалась гигантская магниевая лампа-вспышка, залив все вокруг едким белым светом. Тотчас же кто-то одним махом разодрал в воздухе кусок брезента. Затем робко прошелестело по крыше машины, мелко застрекотали капли, помутнело лобовое стекло, и внезапно на землю обрушился водопад – где-то наверху прорвало гигантскую плотину.

Молнии сверкали почти без перерыва, разряды гремели то вдали, то совсем рядом. Порой от близкого грохота позванивала крыша старенькой волги.

В нескольких метрах от Мышкина в асфальт воткнулось длинное бело-голубое корневище. Шоссе треснуло поперек, поднялся белесый столб дыма, но был сразу растоптан водопадом. Ехать нельзя. Свет фар не пробивал водяную стену.

Вздремнуть? Самое время – всё в мире сейчас притаилось и переживает грозу. Кто под таким ливнем будет гоняться за Мышкиным? Пренебрегать подарком судьбы опасно.

Едва он устроился в кресле поудобнее, как в машине раздалась трель соловья. «Уже слуховые глюки, в башке звенит… Откуда соловей в такую бурю!» Однако звенело не в голове, а из кармана: там заливался мобильник.

На дисплее появилась его собственная фотография и его же номер телефона. «Что за черт! – опешил Мышкин. – Не могу же я сам себе звонить!..» Но тут же сообразил: у него звонит телефон Клюкина. А вызов пришел с его собственной, паленой, трубки, которую Мышкин выбросил в метро.

Телефон пел, выдавая коленца, минут пять. Поколебавшись, Мышкин включил связь.

– Дима! – голос Клюкина. – Это я, слышишь меня? Или гроза не дает? Есть связь или нет? Ответь, если слышишь.

– Да, Толя, слышу тебя… Правда, плохо, – устало отозвался Мышкин. – Ты откуда?

– Да вот, заскочил в контору – кошелек забыл в морге. Вдруг из твоего стола слышу звонок. Открываю ящик – твоя мобила. Лежит, верещит. А ты думал, сперли.

– Сначала думал, а потом нет, – ответил Мышкин. – А кто мне звонил?

– Не знаю, я не стал отвечать. Значит, моя труба не нужна больше?

– Не нужна. Куда подвезти?

– Ты не в городе, наверное.

– Скоро буду в городе.

– Когда?

– Еще не определился. Может, завтра. Заеду на работу и отдам. Хотя могу и пораньше. Если надо.

– Как сможешь, мне все равно. Я пока твоим попользуюсь. Можно?

– Конечно, Толя, что за вопрос!

– Тогда будь бесконечно здоров.

– Очень постараюсь. Твое пожелание, как никогда, вовремя.

И отключив связь, Мышкин, наконец, сообразил, что надо сделать немедленно: забрать из клиники компакт-диск с архивом Фонда и отчетом Кокшанского.

Снова звонок. Опять Клюкин! Неймется же ему.