Год черной собаки

— Слушая нашего русского друга, — задумчиво произнес профессор, — я словно сам проделал весь путь с раненым ребенком, очень образно представил события той ночи. Этим добрым людям я бы с величайшим почтением поклонился. Сообщение Уварова меня потрясло и, скажу откровенно, вселило надежду; есть еще на свете земля, где честных и благородных не придется вносить в Красную книгу.

За столом зашумели, рассказ произвел сильное впечатление.

Раздался голос Мартина:

— А если бы у них была установка по регенерации? Представляете?

Грег постучал вилкой, подождал, когда друзья успокоятся, и произнес:

— Меня Миша тоже взволновал, но давайте вернемся к своим делам. Дискуссию о гуманизме, доброте и справедливости мы, разумеется, как-нибудь продолжим. Однако замечу — мне, например, в этом вопросе все ясно, а насущных проблем хоть отбавляй. Сегодня до ужина следует закончить дела и достойно проводить профессора — он уезжает.

— Опять банкет? — уфыркнул доктор и сделал постное лицо.

— Какой там банкет, — Грег тепло взглянул на Эдвина. — Посидим в своей компании, поговорим. Кто ведает, встретимся ли снова. И еще, дорогой наш профессор, вы никогда не рассказывали о себе. Я как-то сразу принял вас за давнего знакомого, почти родственника. А ваше житье-бытье, мне кажется, весьма поучительно.

— Ну, положим, вы меня приняли не сразу. — Эдвин заговорщицки подмигнул. — Забыли, как затряслись поджилки при нашем знакомстве?

— Не забыл, но разбирает любопытство. Желательно бы узнать — думаю, выражу общее мнение — о вашей, надеюсь, интересной, жизни.

— Хотите удостовериться, не беглый ли я каторжник-правдолюбец. Жан Вальжан из «Отверженных» Гюго или что-то наподобие графа Монте-Кристо Дюма?

— Если и так, обещаем простить за давностью лет.

— Разочарую вас — никаких прегрешений нет, во всяком случае крупных, — вздохнул профессор. — Да и вряд ли мое жизнеописание вас чем-то обогатит, хотя я бы не сказал, что оно ординарно, скорее напротив.

— Тем более, профессор, — Грег сделал приглашающий жест.

Остальные придвинулись поближе и приготовилась слушать.

15. АВСТРАЛИЕЦ

— Ранним утром, — начал неторопливо профессор, — 1606 года голландец Виллем Янсзон, полупират-полуученый, греховодник по кличке Янц, сочетавший в себе, казалось бы, несовместимые качества кутилы и исследователя, приплыл к западному побережью таинственного материка. Мореход окрестил его Новой Голландией. Однако пустынный берег поразил Янца своей неприветливостью, о чем свидетельствует дневниковая запись: «Страна эта, видимо, проклята богом», с сим первооткрыватель и удалился восвояси. Так впервые открыли Австралию.

— Почему впервые, разве ее открывали еще? — спросил Мартин.

— Даже, можно сказать, дважды. В 1642-м Абел Тасман, а в 1770-м — известнейший путешественник и первопроходец, знаменитый и почитаемый во всем мире, и особенно среди естествоиспытателей, Джеймс Кук. Кстати, он-то и привез туда первых переселенцев — каторжников из Альбиона, где преступность начала принимать угрожающие размеры. Этот огромный остров не особенно баловали вниманием в том числе, разумеется, и писатели. Больше того, один из них, будем надеяться, без злого умысла, нанес ему весьма ощутимый материальный ущерб.

— Кто же это? — воскликнул Грег.

— Всеми нами любимый Вальтер Скотт, — усмехнулся профессор.

— На он никогда не посещал Австралии?

— Ему и не требовалось. В 1829 году Вальтер Скотт опубликовал роман «Анна Гейерштейн». Его героиня любила носить на своих дивных волосах фамильную диадему с благородными опалами. Смерть Анны, загадочная и непонятная, связывалась именно с воздействием этих камней: им издревле приписывались свойства приносить беды. Психология людей, особенно женщин, очень восприимчива — от перестали надевать украшения с этим камнем. И надо же случиться — именно тогда в Австралии обнаруживают крупнейшее месторождение благородных опалов с великолепной игрой света, в том числе редчайших — черных. Но после выхода книги спрос на них упал почти до нуля. Не помогло и то, что английская королева Виктория, желая развеять суеверие и поддержать экономически свое заокеанское владение, демонстративно украшала колье опалами.

— Да, действительно, — вставил русский, — знаток минералов Пыляев подтверждает — большинство женщин ни за что не станут носить опалов.

— Скажите, какие привереды, — хмыкнул Эдерс.