Год дурака

Родители Роланда обитали в роскошном доме еще сталинской постройки – с длинными лоджиями и колесницами на фронтоне. Их квартира располагалась одна на этаже. Роланд позвонил в звонок, и я вытянулась в струнку, ощущая боль в челюстях от заранее заготовленной улыбки.

Дверь нам отперла маленькая квадратная женщина с глубокими вертикальными морщинами вдоль рта. На ней были бордовое бархатное платье в пол, массивный золотой кулон и кольца с кроваво-красными камнями. Волосы стянуты в хитро заплетенный узел, глаза смотрят любезным взглядом разъяренной гадюки.

– Мама, это София, – представил меня Роланд. – София, это моя мама – Элеонора Викторовна.

Элеонора Викторовна кивнула, придирчиво оглядела меня от подбородка вниз и протянула руку. Рука была морщинистая и короткопалая. Я не знала, что с ней делать. Поразмыслив, пожала, и по лицу Элеоноры Викторовны поняла, что совершила непоправимую ошибку.

– Проходите, – она коротко обняла сына. – Отец пока задерживается.

Квартира с высокими трехметровыми потолками была выдержана в красно-золотой гамме. На свет здесь не расщедрились, на отопление тоже, отчего возникали ассоциации со склепом. Выйди мне навстречу сам граф Дракула, закутанный в три свитера, я бы не удивилась.

Стены громадной столовой оживляли унылые пейзажи. Наверняка, подлинники, нарисованные знаменитыми художниками в дни похмелья и болезни. Когда мы расселись за большим овальным столом на неудобных антикварных стульях роскошного вида, раздался звонок.

– Папа, – пояснил Роланд и вышел встречать.

Вернулся он с высоким мужчиной с гривой серебристых волос и разгоняющей тьму этого помещения улыбкой. Несмотря на разницу в несколько десятков лет и килограммов, Роланд и его отец были очень похожи. Отец Роланда вел под руку высокую женщину лет пятидесяти со светлыми крашеными перьями волосами. А за ними, в блестящем черном платье шла… Ирина.

Я уставилась на нее. Она на меня. Это было как в сцене из вестерна, когда музыка стихает. Ирина машинально шагнула назад, потом снова вперед, но собралась и приняла свой обычный надменный вид.

– София, – указал на меня Роланд.

– Борис Олегович, – отец Роланда поцеловал мою руку, для чего ему сначала пришлось оторвать ее от стола, а потом разжать стиснутые в кулак пальцы. Получилось неловко, но он как будто бы ничего не заметил.

– Лиля, – представилась женщина с перьями. – И наша дочь – Ирина.

Ирина холодно кивнула, как будто видела меня впервые.

Так… либо Лиля говорила о себе во множественном числе, либо она имела в виду, что Ирина дочь ее и… Бориса Олеговича. Что-то не припомню, чтобы Роланд упоминал, что его родители в разводе…

Мы разместились – Элеонора Викторовна во главе стола, Роланд и я по одну сторону, Борис Олегович, Лиля и Ирина по другую. Повисла столь напряженная тишина, что пролетай под потолком стая голубей, они бы все дружно обгадились. И тут Элеонора Викторовна отчетливо произнесла:

– Весь гадюшник в сборе.

– Начинай свиваться в кольца, дорогая, – любезно призвал Борис Олегович.

– Как чудесно собраться всей семьей, – изрек Роланд, обводя присутствующих довольным взглядом. – Давно этого не случалось.

– Бог миловал, – буркнула Элеонора Викторовна. – Татьяна, салаты.

Откуда ни возьмись, возникла маленькая женщина с большим подносом, заставленным тарелками. Поднос опасно кренился и, казалось, весил не меньше ее самой. Лиля поспешила помочь, переставляя тарелки на стол.

– Не прогибайся, – сурово приказала Элеонора Викторовна. – Ты и без того прогибалась более чем достаточно, когда мыла здесь полы.

Лиля вздрогнула и застыла с низко опущенной головой.

– И ведь добилась своего, – осклабился Борис Олегович.

– Завещание покажет.

Все принялись за салат. Я была настолько шокирована происходящим, что едва могла глотать, и только налегала на вино в надежде, что оно поможет мне расслабиться – до тех пор, пока Роланд не отодвинул мой бокал. На его месте я бы больше тревожилась о поведении его родственников.

– Элеонора Викторовна, мне хотелось бы с вами посоветоваться. Я рассчитала свою домработницу. Может, вы посоветуете, куда обратиться, чтобы нашли приличного человека? – заискивающе начала Ирина.

Элеонора Викторовна снисходительно улыбнулась.

– Это не ко мне, дорогая. Я когда-то наняла твою мать.

– Даже самый умный, самый проницательный человек может ошибиться, – страстно запротестовала Ирина. – К тому же недостойные люди так хорошо маскируются под порядочных!

«Мерзавка», – подумала я. Даже не подумала вступиться за мать. Да и Борис Олегович знай себе пожирает вторую порцию салата, как ни в чем не бывало.

– Ты все понимаешь, Ириночка, – вздохнула Элеонора Викторовна.

– Такие попадаются подчиненные, – подвякнула Ирина.

«А уж какие начальницы», – подумала я.

Элеонора Викторовна покачала головой и недовольно понюхала бокал с вином.

– Татьяна! Горячего и водки!

В ту же минуту Татьяна внесла фаршированную рыбу с картофелем и графин кристально прозрачной ледяной водки. Едва ее разлили по рюмкам, как Элеонора Викторовна и Борис Олегович залпом опустошили свои.